— Ага, – Эет встал, скрестив руки на груди, и отвернулся к фреске. – А вампирам безразлично всё, кроме их шмоток. И крови, конечно.

— Эт… Ну, Эт… – Вирлисс подошёл и положил руку на плечо. – Ну, прости. Ты мой лучший друг. Я… сам на нервах до сих пор, если честно. И меня переклинило. Прости.

Эет развернулся и крепко сжал Вирлисса в объятьях.

— Богиня… ну какой ты идиот… – прошептал он.

И Вир так же крепко обнял его в ответ.

— Рассказывай! – улыбнулся Эт. – Рассказывай о подарках, о разговоре… рассказывай всё! С ума сойти… у нас в гостях был бог, а мы… – он покачал головой и усмехнулся. – Хороши же мы оба, ничего не скажешь…

— Как я понял, Локи один из старейших богов Асгарда, – вздохнул Вир, отходя за стойку с чайным сервизом, чтобы налить себе чаю. – И если он не хотел, чтобы мы его узнали… – он пожал плечами. – Ты будешь?

— Ага, от чашечки не откажусь, – рассеянно ответил Эет, садясь на своё место. – А в мифах сказано совсем другое…

Вирлисс снова пожал плечами. Подошёл с двумя терракотовыми чашками, от которых тонкими струйками поднимался душистый пар, и отдал одну Эету. И сел в кресло напротив.

— Видишь ли, он родился в том мире, откуда пришла… – он на секунду запнулся, – Мортис. А в нашем – помогал Одину творить Асгард… словом, не перебивай.

Они сидели в освещённом кадильницами зале Верхнего храма, слушали, как воет снаружи метель, пили чай – и Вирлисс негромко рассказывал. Эет временами хмурился, порой улыбался; несколько раз, кажется, собирался прервать – но сдерживался.

Наконец Вир добрался до истории Силинель.

Об её любви, о мести…

И об её муже.

Когда рассказ закончился, в зале воцарилась полная тишина. Только билось пламя на алтаре – так неистово, словно его растревожил ветер. Тени метались по стене, скрывая лик богини.

Оба друга молчали.

И Эет тихо произнёс – совсем не то, что думал услышать Вирлисс:

— Я… всегда знал… что она… женщина.

Вир приподнял бровь. Эт чуть улыбнулся.

— Я никогда не думал о ней только как о богине смерти. Мне всегда казалось, что наши жрецы чего-то недоговаривают. Что богиня, дающая новую жизнь умершим, не может не любить эту самую жизнь. Тем более не может противопоставлять себя всему живому. А в какой-то момент… – он замолчал.

Вирлисс внимательно смотрел на хранителя Храма, чуть склонив набок голову, и Эет продолжил:

— В какой-то момент я стал видеть её во снах. Изредка. Такой, какой мы видели её там. На фреске у главного Алтаря.

Вампир с задумчивой улыбкой покачал головой.

— Значит, не случайно она… выбрала именно тебя.

— То есть?

— Не знаю, как тебе удалось, но ты единственный, кто в Мортис угадал Силинель. Через столько тысячелетий… Возможно, она сама… хотела бы стать прежней?

Эет улыбнулся уголком рта.

— Прежней? Вряд ли. Она мудрее и сильнее, чем была. Но, мне кажется, она в самом деле хотела бы… обрести утраченную часть своего "я". Соединить обе половинки своей души: жизнь и смерть. Вновь обрести любовь… Только я не знаю, возможно ли это.

Вирлисс долго молчал, чему-то задумчиво улыбаясь, и смотрел на Эета.

— Мне кажется, – произнёс он наконец, – это уже случилось.

Эет почему-то покраснел.

— Ты… о чём?

Вирлисс усмехнулся.

— Да так… Ни о чём. Спать я хочу, устал зверски! – вампир поднялся. И добавил со смехом: – Суток пять прошу не будить.

— Пять? – рассмеялся Эет.

— Ну или до утра, – примирительно хмыкнул призрак. – А утром я покажу тебе, где у нас теперь новый рудник.

— Вир!

— Спокойной ночи!

И Вирлисс вышел из зала.

Эет остался один. Поднявшись, юноша подошёл к фреске и, запрокинув голову, внимательно смотрел на изображённую там женщину. Как всё переплелось! Богиня избрала его своим служителем. Хранителем Храма. И избрала его Госпожу своим земным воплощением. Связала их узами Заклятья Подчинения, в основе которого…

Эет не осмелился додумать. Неужели Вирлисс намекал, что…

Юноша невольно отступил на шаг. Невероятно дерзкая мысль!

— Богиня… Кто моя Госпожа? – прошептал он. – Ларинна?… Или Ты?

Ровно билось пламя в кадильнице. За стенами Храма завывала пурга.

— И есть ли разница? – почти беззвучно выдохнул зомби.

Богиня молчала. Она всегда молчала.

Но рано или поздно Эет получал ответы на все свои вопросы. На все свои молитвы.

Будет ли ответ… на сей раз?

И на этот ли вопрос хочется получить ответ? Не задаёт ли его сердце другой – тот, который не осмелиться произнести даже в мыслях?