— Как комплимент! Я видел ночью, как вы скакали по выступу стены как пятнадцатилетняя девочка или, выражаясь образно, как молодая козочка.

— Ночью? — Она театрально округлила глаза. — По выступу?

Начав говорить, я уже решил продолжать.

— Да, этой ночью. Ровно в два часа. Бармен вошел в дверь, а вы влезли через окно.

— Бармен? Какой бармен?

— Так я называю вашего приятеля — фармацевта. Я был в саду и случайно увидел, как вы возвращались в дом отдыха.

Фифи залилась звонким, нарочито искренним смехом, напомнившим мне смех актрис старого поколения, участвовавших в спектаклях, которые мне довелось видеть.

— Вы за нами следили? Как вам не стыдно!

— Я не следил. Это вышло случайно. Для чего мне за вами следить?

— Вот и я себя об этом спрашиваю. В этом доме отдыха каждый за кем-то следит. Вы не замечали? Из-за этих убийств все с ума посходили. А директор стал настоящим психопатом. Я же вовсе не собираюсь портить в театре свою репутацию. Два года назад в наш профком пришло анонимное письмо, в котором говорилось о моем якобы аморальном поведении в доме отдыха на море, потому что я позволила себе вернуться чуть позже десяти. В конце-то концов я — человек свободный, не так ли?

— Так, — согласился я виновато, словно был автором того анонимного письма.

— А вчера вечером мы были в гостях у корчмаря. — продолжала Фифи, хотя я ее не спрашивал, где они были и почему так поздно вернулись. — Он и его зять настолько милые люди, что просто невозможно было им отказать. Ну, и опоздали немножко. И вино, и жаркое у него великолепные. Вы, кажется, того же мнения?

— Да, великолепные.

У меня, есть приятель, который для выражения высшей похвалы всегда использует эпитет «грандиозный». А девушка, которая ожидала от меня письма, обожала слово «изумительный»: изумительный спектакль, изумительный фильм, изумительная книга.

— Более, чем изумительные, — добавил я. Фифи засмеялась, на этот раз естественно:

— Вы ведь не осуждаете нас, что мы нарушаем внутренний распорядок дома отдыха?

— Напротив, Фифи. Я тоже его нарушаю. Мы с Лелей были в саду и случайно видели вас. Ничего плохого о вас мы не подумали.

Фифи прищурила красивые глаза:

— С Лелей? Не разыгрывайте меня, Иван! Леля была с нами, вернее — с зятем корчмаря, если этот донжуан и в самом деле его зять, в чем лично я сомневаюсь. Что, собственно, здесь происходит? Знаете ли вы, где сейчас ваша приятельница? Нет! А я знаю. Не такая я уж глупая, какой кажусь нашему общему знакомому, которого вы весьма точно назвали «Барменом»! Леля поджидала его на первом повороте после дома отдыха, и сейчас бог знает куда они едут, а мы здесь ищем грибы на полянках!

Эта новость была настолько неожиданной, что я так и сел.

— Вы это серьезно, Фифи?

— Нетрудно догадаться, когда мужчина хочет тебя обмануть! Взгляд, которым они обменялись как бы случайно во время завтрака, меня насторожил. Вместо того, чтобы вернуться к себе в комнату, я пошла прогуляться в сад и увидела то, что лучше было бы мне не видеть.

Я закурил и попытался обдумать все спокойно. Вчера вечером Леля была с ветеринаром, сегодня она с Барменом, а мы с Андоновым сторожим пустое место. Все правила игры здесь нарушены, причем, мягко говоря, со стороны Лели нечестно так поступать. Фифи присела со мной рядом и попросила сигарету. Явно было, что она не курильщица, хотя всячески пыталась доказать обратное. Мне стало ее жалко. В конце концов этот подлец не имел права давать ей отставку подобным образом после того, как ухаживал за ней так открыто и преданно!

— Ничего, Фифи, — попытался я ее утешить. — Он не виноват. Леля сама ему навязалась, и он не мог ей отказать в поездке. К обеду они вернутся.

— Пусть возвращаются, когда хотят! Я не хочу больше с ним встречаться! И вообще, думаю, нора мне укладывать чемоданы. Это пытка, а не отдых!

Голос ее задрожал, глаза наполнились слезами. Она снова вернется в свой провинциальный театр, где возможности вступления в брак полностью исчерпаны. Там все настолько хорошо знают друг друга, что взаимный интерес сведен к нулю. От ее маленькой, обставленной с радостным воодушевлением квартирки веет безнадежностью. Все с ней милы, все внимательны, но равнодушны. Никогда ни в ком не возбуждала она острой заинтересованности. Мечтала стать актрисой, но стала суфлершей. Классический «маленький человек». Иногда, но очень редко, участвует в какой-нибудь массовке. Соседка, с которой они случайно, встречаются в магазине, спрашивает:

«Мне показалось, что я видела тебя на сцене. Это действительно была ты?»

Фифи краснеет от неловкости.

«Да, иногда я принимаю участие в массовых сценах. Когда есть настроение».

«Вы — счастливчики, — вздыхает соседка. — Я так хотела, чтобы моя дочь поступила в Театральный институт, но она увлеклась химией».

«И хорошо сделала», — думает Фифи, но вслух не говорит этого. В искусстве, если не играешь первую скрипку, дело твое пропащее!

После долгого молчания я предложил:

— Если хотите, вернемся обратно в дом отдыха.

— Ни в коем случае! — Она бросила сигарету и встала. — Ты, если хочешь, возвращайся, не мне сейчас не хочется бить там.

Мы уже перешли на «ты». Я понимал, почему ей не хочется возвращаться. Ей кажется, что всем известно об измене ее друга, хотя, вполне вероятно, измена эта — всего лишь плод ее воображения.

— Хорошо! — Я тоже встал. — Тогда пошли дальше! Мне приходилось собирать шампиньоны и осенью.