Царевна послушно отправилась в Трою вместе со своей семьей, пересев с кобылицы в золоченые носилки. Мирина отметила про себя, что ни Парис, ни Елена не присоединились к чествующим, и, увы, Хрисеиды тоже не было: она вернулась в храм Аполлона на острове Тенедос.

Весенние празднества пролетели быстро, и настал день отъезда. Кассандра возвратилась в сопровождении обоих родителей.

— Моя дочь желает снова ехать с вами, — объявил Приам Атише. — Если ты согласна, то согласен и я. Тревожные ныне времена, не знаю, где ей будет безопаснее — с вами или в родном городе.

И Приам, и Гекуба заметно постарели и поседели. Их ненаглядный, вернувшийся из изгнания сынок жизнь им отнюдь не облегчал, как бы те его ни обожали.

Атиша согласилась снова взять Кассандру в число своих жриц.

— Если ваша дочь вам понадобится, она о том узнает, — заверила Ведунья.

— Как встретил тебя Парис? — полюбопытствовала Мирина, когда Троя осталась далеко позади.

Кассандра пожала плечами.

— Добрыми друзьями мы никогда не будем, — проговорила она, — но одно я и впрямь осознала. Елена обладает воистину магическим обаянием, она клялась мне, что им очень стыдно за обман. Но Парис ни за что не разлучится с ней, и я начинаю понимать, почему. А отец на все пойдет, лишь бы удержать Париса при себе. Гектор лишь головой качает да готовится к войне.

— Значит, вы держались друг с другом вежливо?

Кассандра кивнула.

— По крайней мере, мой брат перенял у хеттов кое-какие знания о том, как держать оборону. Он поговаривает о том, чтобы построить несколько новых башен и укрепить стены Трои.

Мирина не могла не одобрить подобного здравомыслия.

— А ведь стены и без того крепки!

В Абдере жриц встретили так же тепло, как обычно, но вскоре те обратили внимание, сколько железа и бронзы везут в земли ахейцев — как сушей, на телегах, так и морем, на кораблях. Племена киконов и сапеев негодовали при мысли о том, что Трое грозит нападение, и клялись, что, если на горизонте покажется боевой флот, они тут же поспешат на помощь Приаму. Однако, судя по бойкой торговле и количеству грузов переправляемых морем и горными перевалами, было ясно: некоторые южные племена недурно наживаются на том, что их соседи готовятся к войне.

Ночью, накануне отъезда на север, Мирину разбудили тихие всхлипывания и сдавленные восклицания.

— Нет, нет… пожалуйста, не надо!

Она провела рукой в темноте, ища плечо Кассандры, — той опять приснился недобрый сон.

— Проснись, царевна, — позвала Мирина, ласково встряхнув ее. — Проснись. Здесь, во Фракии, с Лунными Всадницами ты в безопасности.

— Сон… Ужасный сон! — Кассандра открыла глаза, но Мирина чувствовала, что та все еще дрожит.

— Расскажи, что такое, — попросила она.

— Слишком страшно, — прошептала Кассандра. — Слишком страшно…

— Расскажи мне всё, — не отступалась Мирина. — Если расскажешь, сон утратит всякую силу.

Наконец царевна сумела-таки выговорить столь мучительные для нее слова.

— Ифигения… — промолвила она. — Ифигения глядит вверх, и нож — огромный, сверкающий, золоченый нож — падает вниз… неумолимо приближается к ее шее…

Мирина содрогнулась, мысленно представив себе эту картину: лучше бы она не настаивала, уж лучше бы Кассандра промолчала! Возможно, некоторые страхи и впрямь не стоит облекать в слова. Девушка некоторое время посидела в глубокой задумчивости, тихонько поглаживая Кассандру по плечу, но дрожь не унималась.

— Побудь здесь! — прошептала Мирина. — Я сейчас вернусь.

Она выбралась из шатра и тут же вернулась с сосновым факелом, который и зажгла от тлеющих угольев, на ночь прикрытых торфом.

— Ну же, — приказала она. — Я посвечу тебе, а ты погляди в зеркало. Погляди и убедись, что Ифигения в безопасности, и это — всего лишь дурной сон.

Кассандра неуверенно, трясущимися руками потянулась к поясу и извлекла из мешочка темное обсидиановое зеркальце. Мгновение помешкала, словно страшась того, что ей предстоит увидеть, но затем набрала в грудь побольше воздуха — и посмотрела.

— Что видишь? — спросила Мирина.

— Вижу, девочка спит, — отозвалась Кассандра.

— С ней все хорошо?

Царевна пожала плечами.

— Она спит, а по всей комнате развешаны роскошные наряды и богатые украшения. — Она внезапно задохнулась. — Да это же свадебные одежды!

— Но… Ифигения, она же еще совсем крошка!

— Ей тринадцать, — резко поправила Кассандра. — Считается, что она вполне взрослая, во всяком случае, на взгляд царя вроде Агамемнона, особенно если тому необходимо заключить какой-нибудь важный союз. — Царевна вновь взглянула в зеркало, и тревога в ее лице сменилась ужасом.