Акася кивнула, глаза ее засияли надеждой.

— Царевна всегда была нам другом, — согласилась она.

Настали самые жаркие дни месяца Палящего Зноя. Мирина подробно обдумывала свой план. А еще мысли ее занимала Хрисеида. Всякий раз, как у нее выдавалась свободная минутка, она навещала жрицу, но без особого толку. Мирина садилась на край ее постели, гладила бедняжку по руке, нашептывала ласковые слова утешения, так что больная успокаивалась и засыпала. Кассандра утверждала, что эти заботы Хрисеиде куда как на пользу. По крайней мере, выглядела Хрисеида чуть лучше и позволяла себя кормить.

Мирина спросила Кассандру, смогут ли они взять жрицу с собой, если удастся придумать способ увезти рабынь из Трои.

Кассандра задумалась, вздохнула, отрицательно покачала головой.

— Я ее не могу заставить даже с постели встать, — промолвила она. — Вечерами я приказываю принести ее сынишку ко мне в комнату, чтоб тот не был вовсе обделен материнской любовью.

— Он растет здоровеньким?

— Ныне детям в Трое несладко приходится, но этот хотя бы выжил.

Печаль происходящего глубоко трогала Мирину, и она частенько вспоминала о той радости, что, благодаря ей, обрела царская семья на Мраморном острове. Ей ужасно хотелось придумать способ помочь Хрисеиде.

В перерывах между раздумьями и работой — ей ведь еще приходилось трудиться не покладая рук, чтобы накормить троянцев и поддержать в них боевой дух, — Мирине удавалось урвать минутку-другую и заглянуть в магическое зеркало.

Однажды вечером, когда солнце уже опустилось к самому горизонту, девушка ушла к себе в покои и достала заветное зеркало. Сперва она поискала взглядом Томи и с облегчением убедилась, что юноша жив-здоров: пробирается через горные перевалы в окружении могучих бойцов. Их черная кожа блестела как эбеновое дерево.

Затем Мирина отыскала бабушку и маленькую племянницу Фебу. Девочка выглядела здоровенькой и счастливой: она ехала верхом на крепкой пегой кобылке, а бабушка Хати вела лошадь в поводу. Те обрывочные видения, что касались Атиши, внушали беспокойство: Ведунья выглядела совсем больной и слабой, но Ифигения преданно ухаживала за старухой. Мирина поневоле залюбовалась этой трогательной картиной — и тут-то ее и осенило. Видение разом погасло, девушка заботливо спрятала драгоценное зеркало, встала и пошла к Кассандре.

— Где Хрисеидин малыш? — спросила она.

— А что? — удивленно откликнулась Кассандра. — Кормилица вот-вот принесет его.

Мирина присела подождать. Она явно сгорала от нетерпения.

— А зачем тебе ребенок? — спросила подруга.

— Мне тут одна мысль в голову пришла: просто надо взглянуть на события под другим углом. Не знаю, сработает ли, но попытаться стоит. Можно, я отнесу ребенка к Хрисеиде и поговорю с нею?

Кассандра вздохнула.

— Конечно, можно. Делай что хочешь, но я очень сомневаюсь…

Тут пришла кормилица с болезненным, изнуренным младенцем на руках. Мирина забрала у нее извивающийся сверточек и направилась прямиком в покои Хрисеиды.

В первое мгновение Хрисеида озадаченно глянула на вошедшую, потом, по всей видимости, поняла, чье это дитя, и тотчас же отвернулась к стене. Кассандра неслышно вошла в комнату вслед за Мириной и встревоженно нахмурилась, когда та с ребенком на руках без приглашения присела на край постели.

Мальчик расплакался, его слабый писк словно бы заполнил всю комнату, но Мирина, не обращая внимания на детский плач, заговорила;

— Я смотрела нынче в зеркало, и кто же, как ты думаешь, явился мне в видении, как не царевна Ифигения! Она сейчас на берегу реки Термодон и заботливо ухаживает за Ведуньей, предводительницей Лунных Всадниц: та совсем расхворалась. Ты ведь помнишь царевну Ифигению?

Хрисеида не ответила, но легким движением головы подтвердила, что слушает. Мирина подняла глаза на Кассандру, та ободряюще кивнула.

— Помнишь юную царевну, что приезжала в Трою вместе с матерью? Маленькая девочка, которая так любила красивые платьица и бегала по пятам за вами с Кассандрой точно преданная, любящая тень?

Жрица не разомкнула губ, но обе гостьи заметили, как по ее щеке медленно поползла слеза. Да, Хрисеида не забыла маленькую девочку, и воспоминания эти окрашивала печаль: помнила она и об ужасной участи Ифигении — о том, как родной отец согласился принести в жертву единственную дочь!

— И ты, конечно же, помнишь, как мы поскакали через всю Фракию, — настойчиво продолжала Мирина, так, как если бы рассказывала увлекательную историю. — Нас вела наша любимая Пентесилея, и царевну мы спасли. Выхватили прямо из-под Калхасова ножа!