Аверкиев Игорь Валерьевич
Шрифт:
Самая очевидная, лежащая на поверхности, недоделанность России — это недоделанность государственно-политическая. У нас вполне себе устойчивый политический режим умудряется функционировать без устойчивых политических институтов, то есть политический режим в России есть, а политического строя нет. Как сказал бы философ: политический строй в этой стране лишён качественной определённости. Наша страна до сих пор, несмотря на кремлёвские рапорты, так и не обзавелась полноценным новым государством, как прочной, естественно самовоспроизводящейся и укоренённой в обществе субстанцией. Россия — состоявшаяся страна с несостоявшимся государством — очень неустойчивая конструкция.
Не то чтобы в России вообще не было государства — нет, оно у нас есть, его трудно не заметить, но оно «выдаёт себя за другого» и держится исключительно на честном слове национального лидера.
Точнее, до недавнего времени современное российское государство держалось на согласии большинства населения и элит с тем, что оно «держится исключительно на честном слове национального лидера».
Если и есть в современной российской государственности какая-то «качественная определённость» — так это симуляция, как базовый принцип и инструмент государственного строительства. Симулируется всё: «политическое» как таковое, модернизация, демократия, федерация, «сильная внешняя политика», «национальное единство», правовое государство, борьба с коррупцией и т. д. и т. п.
Многие основополагающие государственные институты (кроме бюрократических институций, составляющих административно-командную вертикаль) у нас либо фиктивны, либо недоделаны, либо недоразвёрнуты в своих провозглашённых функциях и потому, как минимум, непрочны, и чем дальше, тем менее эффективны как инструменты управления страной.
Многие государственные институты путинского режима держатся на плаву не благодаря естественным общественным конвенциям по их поводу, не на общественном спросе на них и не на публичной самодеятельности элит, а на одной лишь политической воле правящего режима, который, в свою очередь, держится (держался) на общенародной популярности лидера и нефте-газовой ренте.
Справедливости ради надо отметить, что на первом этапе путинского режима (до середины 2000-х) симуляция государственного строительства была вполне оправдана — в разбалансированном переходном обществе прочные укоренённые государственные институты просто не формируются, а заменившую их примитивную командно-бюрократическую вертикаль надо было каким-то приличным образом оформить для облегчения массового восприятия.
Вообще, симуляции и имитации в политике не являются абсолютным злом (как и всё в политике и вообще в жизни). В пределах конкретных ситуаций политические симуляции вполне могут быть полезны, причём, не только для тех, кто их производит, но и для тех, кто их потребляет. Только возведённые в «пространственно-временной абсолют» симуляции (как и любые другие социальные технологии) становятся разрушительными для любого сообщества.
Однако, по мере очередного укоренения в России новой «средне-классной социальности» (описывать её — повторять мегатонны уже давно и многими сказанного) и нового «традиционалисткого проекта», эта фиктивность и продуманная недоделанность российских государственных институтов становится, мягко говоря, всё более неуместной. С конца 2000-х сохранение в России «притворяющегося государства» становится всё более субъективным делом, в основе которого всего один доминирующий мотив: фиктивность и недоделанность российских государственных институтов является основным источником власти путинского режима, поскольку только такое состояние государственных институтов делает необходимым «ручное (безынститутное) государственное управление» — то единственное, в чём путинский режим, как и любой другой авторитарный режим — безусловный и высококлассный специалист.
Сегодняшнее путинское сдерживание естественной институционализации страны тормозит и патологизирует все основные социальные и экономические процессы модернизационного типа, обеспечивающие и без того запаздывающую интеграцию страны в глобальную современность.
Применительно к модернизации современной России следует сказать, что мы не просто в очередной раз пытаемся догнать цивилизационно убежавший вперед Запад. Сегодня мы догоняем цивилизационно тормозящий Запад. Что дополнительно усложняет и без того сложную российскую ситуацию. В определённом смысле мы догоняем то, что догонять бессмысленно. Мы догоним поезд, а он дальше не поедет.
Некоторые скажут: ну и хорошо — модерн-постмодерн деградирует, в повестке дня «новая архаика» — глобальное торможение, упрощение и традиционализация человеческой жизни. А заторможенная и упрощённая Владимиром Путиным Россия для этого более пригодна, чем, например, наши западные соседи. Возможно. Но что-то мне подсказывает, что продолжающаяся благодаря путинскому режиму стремительная маргинализация большинства российского населения, не вписавшегося в модернизационные уклады, делает нашу страну так же непригодной для прорыва в «новую архаику», как и для «окончательного модерного перехода». Достаточно сравнить российское «спальное большинство» и пассионарных кавказских простолюдинов, продвигающих у нас «новую архаику». Нищие телом и духом проигрывают всем: и фундаменталистам, и модеристам.
Возможно, если не захлестнёт маргинализация, путь нашей страны — опять где-то посередине, на этот раз между деградирующим модерном и просыпающейся архаикой.
Совсем недавно Советский Союз занимал ту же серединную позицию, между теми же, но противоположно направленными тенденциями: штурмующим небеса модерном и архаикой, симулирующей свою деградацию.
Однако, социально-экономическое гниение страны, ежедневно и «нечаянно» стимулируемое путинским режимом, по-моему, вряд ли может претендовать на столь же мощную и, хотелось бы, чуть более человечную «срединную позицию». Но кто знает…