Зеркальце в руках тёти Шуры зашевелилось, саму её накренило над кроватью больной и, не удержав в руках, тётя Шура его выронила!

— Ай!.. — тихо пискнула больная и откинула с лица поцарапавший её осколок.

— Виолетта! — басисто удивилась тётя Шура.

— А-а-а-а-а!.. — закричали две старухи, увидев друг друга.

Врач такому чуду не удивился, он лишь нашёл пульс старой дамы, сосчитал его и, велев дать старушке попить, закрылся в ординаторской.

— Что это за страна такая? — попив воды из-под крана из тёти Шуриных рук, спросила Вайолет.

— Россия-матушка! — зевнула санитарка. — Писать теперь в туалет ходи. А то у меня рука тяжёлая, — предупредила она.

А утром Гущину позвонили.

— Кто? — спросил он дежурного.

— Александра Севастьяновна Суворова, — в недоумении повторил дежурный.

— А чего ей? — У Юрия Тимофеевича с утра был полный завал.

— Сам выясняй, — возмутился дежурный.

— Да? И что? Здравствуйте, тётя Шура! — облегчённо вздохнул Юрий Тимофеевич.

— Я послала её к тебе.

— Кого?

— Ну, Виолетту, — медленно сказала тётя Шура. — А что?

— Какую?! — у Юрия Тимофеевича выступил пот на лбу.

— Ту, Виолетту, из-за ширмы, — ещё неспешнее произнесла тётя Шура. — А что?..

— Тётя Шура, а она пришла в себя?

— Неделю назад, — через минуту ответила тётя Шура.

— А что же вы мне раньше не позвонили?! — Едва лишь Гущин сказал это, как у него начисто пропал голос.

— Забыла, — подумав, сказала тётя Шура. — Ты думаешь у меня всех дел — только тебе звонить?.. Мне ещё два туалета мыть.

— А когда вы её послали?

— Час назад. — И Александра Севастьяновна Суворова повесила трубку.

Юрий Тимофеевич выглянул в окно, к отделению быстро шла женщина в розовых мятых брюках и белом свитере.

«А походка двадцатилетней», — недоумённо подумал старший лейтенант, едва взглянув на очень усталое лицо женщины.

— Татьяна Андреевна? — высунулся в окно и крикнул он. Хотя, конечно, это была не Татьяна Андреевна. Женщина вздрогнула и нашла его сердитыми глазами.

— Меня зовут Вайолет, — усаживаясь напротив Юрия Тимофеевича, почти без акцента выговорила она. — Я потеряла сумку с паспортом. Уже не помню, как. Я помню, что сперва упала на капот, потом влетела в лобовое стекло…

— Вы попали под машину?..

— Вроде да. — И недоверчиво посмотрела на него. — Нашли за мусорными баками?.. Меня?.. Нет! — твёрдо сказала она и повторила: — Нет.

Оказалось, она иностранка — Вайолет Грюнгрум, гражданка Голландии.

Юрий Тимофеевич Гущин и Вайолет Грюнгрум переглянулись и поняли, что нашли друг друга!

— Звонить в посольство?..

— Да.

— Вы улетели на родину три недели назад, — через пять минут положил трубку Юрий Тимофеевич.

— Я?..

— Ну не я же, — фыркнул Юрий Тимофеевич.

АМСТЕРДАМ

Уже вторую неделю Танечка грезила… Каждая женщина грезит о ком-нибудь. Она подняла глаза — на неё тоскливо смотрел её мальчик.

— Сегодня зайдёт Пенелопа, — сказал Клаус-Иосиф и поморщился.

Танечка поджала губы:

— А кто это?

— Ну-у, это моя сердечная боль, — неожиданно покраснел сын.

— А раньше ты не мог предупредить? — сварливо поинтересовалась Танечка, ведь мамой быть очень занятно.

— Вот так ты всегда, ма! — поморщился Клаус-Иосиф и махнул рукой.

— Да приводи хоть пять Пенелоп! — разрешила Танечка и улыбнулась.

— Я перестаю узнавать тебя, ма, — обрадовался сын и вздохнул.

— Иосиф! — строго спросила сына Танечка. — Два магазина и эта квартира — вся наша собственность? Так?

Клаус-Иосиф удивлённо взглянул на мать.

— Я снова перестаю узнавать тебя, ма, — сказал он и надолго замолчал. — Ты опять бросила принимать витамины?

Танечка про себя фыркнула и повторила вопрос:

— Я вчера заходила в шляпный магазин дважды — утром и в обед, там был один лишь продавец. А где же был ты всё это время, сынок?

— В баре.

— Ты пил, сынок? — округлила глаза Танечка на пивной живот Клауса-Иосифа, удивляясь, зачем она завела этот разговор. Наверное, ей просто захотелось отвлечься от своих несбыточных грёз.

— В нашем баре…

— В нашем?!

— Я работал в нашем баре «Токийская лошадь», — сказал сын, всё подозрительнее поглядывая на мать. — Что с тобой, ма?

— Я пойду туда, поработаю, — объявила Танечка уже на пороге. — Завтра.

— А сегодня, не хочешь! — подал ей руку Иосиф. — Я тебя отвезу!