Санька наклонил вихрастую голову над чашкой с картошкой и негромко, сочным ясным голосом запел: «О, дайте, дайте мне свободу…»

Начальник экспедиции Николай Николаевич Мальцев успел как раз к лагману. Был он мужчина плотный, пожилой, с большой, наполовину лысой головой, характер имел неугомонный и взрывчатый. «У Флобера в «Лексиконе прописных истин» сказано, — любил повторять он, — что лысина есть результат великого ума или разгульного образа жизни. Для меня ни то, ни другое целиком не подходит, а вот посередке в самый раз».

Оглядев стол, Мальцев недовольно хмыкнул и полез в свою видавшую виды полевую сумку.

— А стопки-то хоть у вас найдутся? Вот и ладно. Со свиданьицем!

Он выпил и уткнулся в тарелку. Потом скосил тяжелый, выпуклый глаз в сторону Аскара.

— А ты чего?

— Не пью, — ответил Аскар.

— Совсем?

— Совсем.

— Какой же ты мужик?

— Нормальный. Все на месте. Нога в гору бежит, рука на курке не дрожит. Вопросы еще у начальника имеются?

Мальцев чуть не поперхнулся: не ожидал такого поворота. Девчата притихли. Что если вдруг затеется перепалка? Оба гости, оба горячие… Опасения росли, вот-вот, казалось, разразится гроза.

Мальцев, молча, поел, вышел из-за стола и вскоре вернулся с ружьем.

— Пошли, — сказал он.

Ксеня кинулась к нему, вцепилась в плечо, крикнула:

— Да вы что, с ума спятили?

Маленькая, легонькая, разгневанно пыхтя, она попыталась удержать его, но он небрежно отряхнулся от нее, шагнул к Аскару:

— Ну, давай проверим, какой ты мужчина!

Ксеня продолжала гневно суетиться возле Мальцева, как муравей возле бревна. Остальные сидели за столом и смотрели на них. Аскар встал.

— Пошли, пожалюйста.

Они уже были метрах в двадцати от палаток, когда Мальцев остановился и, словно что-то вспомнив, поманил пальцем Ксеню, застывшую в растерянности на месте.

— Раскошелься, — сказал он ей, — на пяток консервных банок. Пустых, разумеется.

Ксеня все поняла, обрадовалась и вприпрыжку как девчонка, побежала выполнять просьбу начальника.

Расставленные в ряд на взгорке, поблескивая боками, банки представляли отличную мишень. Стреляли поочередно. Плотный, массивный, как двухтумбовый стол старинной работы, Мальцев уверенно держал ружье в коротких руках, полные губы были слегка раздвинуты усмешкой, натянутая по самые брови широкополая соломенная шляпа придавала ему ковбойский вид. Пули цокали, как копыта по брусчатке. Пять выстрелов — и четыре банки закувыркались по склону.

Для Аскара стрельба была удовольствием. Перед каждым выстрелом он поглаживал темный ствол шершавой ладонью; словно джигит коня, готовя его к скачкам. А дальше все происходило стремительно, почти неприметно для глаза. Ружье взлетало к плечу, тут же гремел выстрел, колебля отдачей его сухощавое тело, и вот уже опять — медлительное поглаживание теплого ствола, по которому мгновение спустя вновь промчится свинцовая молния.

Ксеня волновалась за него, после каждого попадания хлопала в ладоши, вскрикивала: «Так, Аскар, так!» — ей хотелось, чтобы он победил, обязательно победил, но на пятом выстреле Аскар, как и Мальцев, промазал.

— Получается у тебя, — похвалил Мальцев. — Если б не спешил — мог бы все сбить.

— У вас лючше получается, — возразил Аскар, — основательней.

На том они и поладили.

После чаепития, проводив Аскара и отправив Саньку спать, хоть он и упирался, перешли к делам. Большинство площадей в этом районе было обследовано. Оставалось работы недели на две. Предстояло изучить травяной покров соседних ущелий и того видного отсюда, лобастого склона, что уходил вверху в бесконечную суету облаков, но еще больше пятился назад, скрывая свои тылы.

Мальцеву сроки показались раздутыми.

— Жирновато, девчата, две недели на такой клочок тратить. Нам что нужно? Мас-шта-бы! Уяснили? Чтобы осенью брякнуть на стол столько материалов, что у коллег из южной экспедиции дух захватит и пяточки зачешутся: впору снова мчаться в горы и добирать образцы. Жидки они тягаться с нами, вот что. На первом вираже обходим.

— Обходить-то обходим, — с горечью заговорила Люда, — но какой ценой? Намотаешься в седле, аж тошнит. Одно место — ну, ни дать ни взять отбивная котлета. Вернешься в город и еще долго не можешь понять, то ли баба ты, то ли мужик.

Мальцев со вкусом, чуть причмокивая губами, оглядев высокую, волнующую грудь, длинные, в меру полноватые ноги, встретился с живыми, насмешливыми глазами и, покачал головой.

— Эх, сбросить бы мне годков пятнадцать-двадцать!

— Ну и что?

— Спрашиваешь еще. Грех тебе на судьбу жаловаться, вот что.

— А мне? — вопрос вырвался у Ксени как-то непроизвольно, неожиданно для нее самой, и она покраснела, приподнялась со скамьи, словно бежать собралась.

Мальцев наморщил лоб, провел по нему тыльной стороной ладони, покашлял, чтобы оттянуть время, наконец, произнес эдаким добродушно-ворчливым тоном: