— Итак, товарищи, отныне ремонтная бригада Василия Бережана будет носить славное имя нашего земляка, бывшего рабочего нашего завода, Героя Советского Союза Григория Ивановича Юденкова…

К Витьке тянулись с поздравлениями, а он стоял смущенный, бесконечно счастливый. А потом играл заводской духовой оркестр, и за барабаном едва видна была-маленькая Лариса…

Ира Старченко и Витька почти каждый обеденный перерыв проводили в тире. Однажды, едва лишь они открыли дверь, в тир прибежала Вера.

— Знала, что ты здесь, — запыхавшись, сказала она Витьке. — Тебя Коротков разыскивает.

— Зачем это я понадобился такому высокому начальству?

— Не знаю. Передал только, чтоб ты срочно зашел.

— Вечно кто-нибудь помешает, — с досадой сказал Витька и просяще поглядел на Иру. — Давай захватим пистолет с собой, постреляем в овраге, теперь ведь мне можно?

— Ну что мне с тобой делать? — притворно вздохнула Ира.

— Ну разреши уж… — обнял ее Витька.

— Ладно, — согласилась Ира. — Только спрячь — и никому ни гугу. Узнают — будет скандал. А главное — тренер ключи у меня заберет…

— Не подведу, — весело заверил Витька и спрятал пистолет под куртку.

Насвистывая, поднимался он по лестнице из подвала, быстро шел по коридорам, на ходу здороваясь с ребятами и девушками, знакомыми и приятелями, которых немало теперь было у него на заводе. Вежливо постучался в отдел кадров и, открыв дверь, поздоровался с улыбкой. Ему в эти дни очень хотелось быть хорошим, вежливым. Ведь он был счастлив, а счастливые всегда хорошие.

— Здравствуйте, садитесь, — буркнул Коротков.

Витька кивком, как взрослый, поблагодарил, сел — и вдруг почувствовал в груди сосущий комочек тревоги. Коротков мельком взглянул на него и, перекладывая на столе бумаги, спросил:

— В комсомол вступаешь?

— Вступаю, — кивнул Витька.

Тот поднял голову, жестко взглянул на него и сказал неприязненно:

— Не рекомендую.

— Почему? — растерялся Витька; он все еще не понимал, не сознавал ясно, откуда идет чувство тревоги, что хочет сказать ему этот человек, всегда казавшийся веселым, приветливым и добрым, а сейчас холодно-надменный.

— Не рекомендую, это значит — не советую. Таким, как ты, в комсомоле не место.

— Не понимаю, — совсем растерялся Витька. — Если у меня когда-то и было что-то, то… я теперь работаю не хуже других… Вот спросите у Бережана, у Петра Петровича…

— Не в тебе дело, — нетерпеливо перебил его Коротков. — Вчера мы получили бумагу. Твой отец действительно Юденков, действительно Григорий Иванович, бывший токарь, но не тот, не снайпер, который погиб смертью героя. Тот с Харьковского тракторного. А твой… добровольно сдался в плен, был начальником полиции. Вот бумаги. Я все проверил, затем и сижу здесь.

Смысл этих страшных слов не доходил до Витьки.

— Возьми почитай, — Коротков сунул ему лист бумаги, на котором густо дрожали отпечатанные на машинке буквы.

Витька наклонился над листом, стал читать. И, все еще не веря написанному, цепляясь взглядом за лицо Короткова, будто ища в нем спасения, спросил:

— А может, все это неверно, может, ошибка?

— У меня не может быть ошибки. Такой отдел, — сухо ответил Коротков.

Витька поднялся и молча поплелся к двери.

В коридоре сразу же встретил Бережана. Тот уже слыхал от Лидии Антоновны, что пришла какая-то бумага относительно Витькиного отца, но что именно было в ней — не знал, затем и шел к Короткову.

— В чем дело? — поглядев на Витьку, встревоженно спросил Бережан.

Но тот лишь скривился, словно от сильной боли, и быстро ткнулся в дверь, ведущую на улицу.

Коротков, едва лишь Бережан вошел к нему, молча протянул бумагу. Тот медленно и, казалось, спокойно прочел, положил на стол, пожал плечами.

— Вот так, — с упреком заключил Коротков.

— Но при чем же здесь Виктор? — запальчиво спросил Бережан.

— Парень, конечно, ни при чем, но сам понимаешь: нельзя. Придется уволить. Да и с присвоением бригаде имени Юденкова вы тоже поторопились…

— Бригаде дали имя героя Юденкова, а насчет Виктора ты и думать не смей!

— Не понимаю.

— Я говорю об увольнении.

— Ну, знаешь… Я считал тебя в политическом отношении человеком более зрелым. Оставить сына такого человека в нашем коллективе, да еще рекомендовать в комсомол?!

— А ты помнишь, Анатолий Степанович, как нас с тобой принимали в комсомол?

— Это не забывается.

— А помнишь, как мы провалили Буравина?

— Это какого же?

— Умнейшего парня, работягу, не приняли из-за того, что он был сыном священника. Он ушел тогда от нас. Приняли его другие. А потом каким коммунистом стал… А сейчас знаешь, где он?