— Это уж не вы, Екатерина Михайловна, будете решать, где нам есть что делать, а где нам делать нечего, — спокойно подвел черту Америдзе. — В данном случае ваше мнение нас не интересует. Все уже согласовано и утверждено на самом высоком уровне.

Катя беспомощно взглянула на Гукина. Тот лишь пожал плечами и опустил взгляд. Мол, а что я мог сделать?

— Черт! — Катя зло отвернулась к окну.

Только этого ей и не хватало для полного счастья. Обхаживать джинсового майора из ФСБ.

— Со своей стороны, Екатерина Михайловна, — спокойно продолжал Америдзе, — могу заверить, что Аркадий Васильевич — один из лучших наших сотрудников. Он будет вам полезен, вот увидите.

— Угу, — мрачно кивнула Катя. — Охотно верю.

Настроение было загублено напрочь.

— Светлая, — одернул Гукин. — Попридержи-ка характер.

Америдзе усмехнулся:

— Ничего, не страшно. Насчет своих планов в детали посвящать не стану. — Америдзе собрал бумаги, сложил в кейс. — Теперь о способе связи. Думаю, Аркадий Васильевич и так будет в курсе основных новостей, — он указал на Вдовина. — Соответственно, я тоже. Если же появится горящая информация — позвоните по телефону, — он продиктовал местный номер, — и оставьте сообщение для Ивана Ивановича. Только свою фамилию, ничего больше. Я сам вас разыщу.

— Как шпионы какие-то, ей-богу, — усмехнулся криво Казин.

— Так и есть, — без тени улыбки подтвердил Америдзе, поднимаясь. — Ну что, товарищи, — он обвел взглядом присутствующих. — Удачи. Я надеюсь на положительный результат.

Фээсбэшник чуть заметно наклонил голову. То ли кивнул, то ли поклонился, после чего повернулся и вышел из кабинета. Вдовин же остался сидеть.

Как только за Америдзе закрылась дверь, Гукин вздохнул.

— Вот не было печали, так подай, — едва слышно пробормотал он и тут же преувеличенно бодро спросил: — Какие будут предложения, товарищи?

Цыганский поселок, больше известный под чудным названием „Палермо“, располагался на самой окраине города. Поселок был своеобразным городским кварталом и, как и большинство окраинных кварталов, очень плохо освещался.

Здесь не жили чужие, только свои. Этакая община, возникшая на месте остатков бывшей деревеньки лет двадцать назад и постепенно вытеснившая коренных обитателей.

Мало-помалу вместо бревенчатых, черных, поставленных еще при царе Горохе халуп стали подниматься кирпичные дачи, к середине девяностых переросшие в коттеджи. В конце же девяностых коттеджи сменились особнячками, весьма убогими по архитектуре, но поражающими воображение площадью и начинкой.

В поселке царили свои нравы и свои законы. Имелись местные авторитеты и князьки. Пришлые сюда старались не заходить с наступлением вечера, поскольку слишком легко можно было нарваться на нож при полном и категорическом отсутствии свидетелей. В самом начале девяностых поселок решили снести и разровнять бульдозерами, но то ли перемена власти сыграла свою роль, то ли крупная взятка — поселок остался стоять. Более того, с каждым годом он разрастался, постепенно выплескиваясь на окраины города. Местные жители были данным фактом недовольны, и не столько по причине расовой неприязни, сколько из-за элементарного страха за собственную физическую безопасность.

Цыганский поселок являлся самой большой и всем известной „ямой“ в городе. Здесь можно было без труда, не тратя слишком много времени на поиски, в любое время дня и ночи купить наркотик как „на вынос“, так и с „потреблением на месте“. На наркоторговле взросли целые трудовые династии. „Дурью“ торговали в основном женщины, зато от мала до велика. И древние старухи с гниющими лицами, и дородные крикливые женщины, и совсем молодые, в основном некрасивые девушки. Мужчины трудились на ниве „снабжения“ и привлечения новых клиентов. Подростки не составляли исключения. Тут не делалось различия на девочек и мальчиков. Траву толкали все. Коробками или дозами, тщательно завернутыми в пищевую фольгу и плотно перетянутыми изолентой.

Единственное правило, действовавшее здесь: чтобы что-то купить, ты должен заручиться рекомендацией либо одного из клиентов со стажем, либо кого-то из своих. Незнакомцам в Цыганском поселке делать было нечего. Более того, незнакомец, зашедший сюда в поисках дозняка, сильно рисковал угодить в отчетную графу милиции: „Ушел из дома и до сих пор не вернулся…“

На фоне добротных, а порой и откровенно роскошных домов странно смотрелись совершенно разбитые дороги. Осенью и весной машины буквально утопали в грязи. Свои авто проходили, как корабли, по тщательно выверенному „фарватеру“. Чужие вязли, не проехав и двадцати метров. И нечего было рассчитывать на помощь местных. На чужака даже не взглянули бы.

Две машины — „Форд Сьерра“ и „Жигули“ — свернули с трассы на дорогу и медленно, осторожно поползли к поселку. Из-за низкой посадки любой сразу бы понял: все авто загружены под завязку. Часы только-только отбили одиннадцать, но, несмотря на совсем „детское“ время, в большинстве домов уже погасли окна. У въезда на „главную улицу“ поселка еще горел одинокий фонарь под жестяным абажуром-тарелкой, дальше же начиналась полная и непроглядная темнота.

Один из сидящих в салоне „Форда“ повозился, шумно втянул носом воздух, словно был уверен, что в Цыганском поселке обязательно должно вонять отходами, поморщился и произнес презрительно: