Шубин пожал плечами:

— Лесхоз — хозяин охоты? Барские у вас замашки. Вотчинник вы, дорогой товарищ Книзе! Тогда в лесу и поохотиться будет нельзя — не допустите, будете царствовать… Экие у вас, в самом деле, феодальные замашки… К собственничеству не тем, так другим боком хотите прикоснуться?!

Брови старшего лесничего приподнялись, морщины поползли по лбу.

— Вотчинник! Феодальные замашки! Прикоснуться к собственности? — Голос его задрожал от сдерживаемого волнения… — Да, я собственник, оголтелый, стопроцентный, непримиримый! Я собственник всего. Все мое!.. Понятно вам, товарищ Шубин? Лес мой, зверь в лесу мой, дорога, по которой мы идем, и Сиверская, и Ленинград, и сама Москва — все мое… И я никому этого не отдам, и до последней капли крови буду драться за это мое достояние и за то, чтоб оно цвело, а не хирело!..

Два человека стояли на лесной дороге, среди возносящихся в голубую бездну сосен, молодых елей и высоких белых берез, среди необыкновенной торжественности могучего леса, и лицо старшего, морщинистое, кирпичное от солнца и ветра, стало еще более кирпичным, а лицо молодого порозовело.

— Понятно? — спросил Книзе. — В разъяснение нашей, то есть всех лесхозов, позиции — я беру на себя смелость говорить от имени всех лесхозов, — должен сказать, что лес — это не только деревья и кустики, это вся почва и вся фауна… причем в строжайшем и сложнейшем взаимодействии. Да будет вам известно, если вам это до сего дня не известно, что лесовод — это прежде всего биолог, а не феодал или вотчинник. Сорок лет в Советском Союзе мы восстанавливали лосиное племя. Сейчас лосей много… Я их частенько встречаю… Вот выехал вчера ранним утром на Киевское шоссе, еду в Ленинград, а из лесной чащи у деревни Старое Поддубье вышел лось. Да какой лось, — лосище! Вышел, остановился, рога закинул на спину, смотрит, наблюдает, не боится… Вот это зрелище. И, смею утверждать, даже — счастье!

— Лоси стали вредить лесу! — заметил Шубин.

— Они могут вредить лесу, потому что лесничий над ними не хозяин. Но если б охотничье хозяйство было в наших руках, мы смогли бы перевести лосей в другие районы, и комплекс лесной жизни сохранялся бы… Конечно, не все варианты живого должны быть предметом нашей заботы. В процессе своего великого шествия жизнь производит отбор, одно оставляет и усовершенствует, другое бросает в общий перемол, но те явления жизни, которые, принимая участие в комплексе всего сейчас существующего, достигли известной высоты, эти явления человек должен оберегать, потому что исчезновение их нарушает равновесие в природе. Вы, вероятно, слышали о бедствии, постигшем охотников в Западной Европе. Чтоб на их долю доставались все куропатки, охотнички уничтожили пернатых хищников и лисиц. И что ж? — Куропаток не стало…

Раньше хищники в первую очередь поедали тех птичек, что побольнее да послабее, а хищников не стало — больная куропатка и пошла заражать подруг… Знаю, в Подмосковье жалуются: лоси объедают питомники. А почему бы зимой не подкармливать лосей? Почему бы пару кустиков не подбросить на те участки, где они кормятся? Вот все и будет в порядке. Но ведь лоси не наши, не лесхозовские, они в распоряжении охоты, а у охоты один метод — отстрелять! И то, что мы растили сорок лет, шустрые любители ликвидируют за сезон. Дают у нас лицензию на отстрел, а думаете, кто-нибудь следит, кто будет убит? Встречает молодец самку — бьет ее, встречает лосенка — бьет его. А старый самец, который уже и к воспроизведению неспособен, тот от пули уходит, он-то поосторожнее молодого!

— Ваши соображения не лишены, как говорится, основания… Ставьте вопрос широко, для всего Советского Союза, — поддержим.

— Я полагал бы не ставить вопрос сразу для всего Советского Союза… ведь мы опытный лесхоз, поведем комплексное хозяйство, посмотрим, что и как, а потом уже и будем ставить вопрос для всего Советского Союза.

— Если только для вашего лесхоза, поддерживать не будем, — сказал Шубин.

— Но почему? Ведь опытное хозяйство как раз и существует для производства опытов. Опыт должен подтвердить нашу точку зрения…

— А вы не учите меня, товарищ Книзе!

— Почему не учить, если вы в этом вопросе не соображаете?

— Попрошу вас поосторожнее выбирать выражения.

— Я люблю называть вещи своими именами. Повторяю: животное, птица, насекомое — все участвуют в жизни леса, все имеют значение для биологического равновесия, нет случайных, необоснованных явлений в лесу, и наблюдение за ними человека, умение пользоваться законами жизни могут дать только положительные результаты. Неправильно разделять то, что в жизни неразделимо.

— Спасибо за лекцию… Однако я остаюсь при своей точке зрения.

«У вас не точка зрения, а кочка», — вспомнил Анатолий Анатольевич слова М. Горького, хотел сказать, но промолчал.

Акта обследования в лесхозе так и не получили. Совершенно случайно его увидел директор института в одно из посещений обкома. Прочел.

Ничего положительного ни в работе института, ни в работе лесхоза комиссия не обнаружила.

— Как же так, — спросил директор у товарища, на столе у которого обнаружил акт, — даже в деятельности лесхоза ничего положительного?

— По-видимому, обследователи останавливались только на отрицательном, чтобы можно было налечь на исправление и учить на ошибках…

— Но ведь в нашей стране учат не только на отрицательных примерах, но и на положительных. На Выставке достижений народного хозяйства мы представлены к премии. Ведь в таких случаях изучают предмет вдоль и поперек. Конечно, и в работе лесхоза есть недостатки. Например, не везде надлежащим образом оформлены участки, не везде прибиты пояснительные дощечки, не везде после рубки убираются остатки, но оставляют их, измельчив, и таким образом содействуют скорейшему образованию плодородного слоя… А относительно того, что лесхоз занят не научно-производственными задачами, а меркантильными делами, продажей древесины да своими мастерскими… Да, лесхоз имеет цеха ширпотреба. После войны лесхозу были прежде всего нужны рабочие, и не сезонные, а постоянные, знающие и любящие лес. Как же быть? Сметами и штатными расписаниями рабочие в лесхозах не предусмотрены. По штатному расписанию лесхозу положена охрана. Но ведь охрана должна охранять, она не может работать.