Наконец, Эмилия, нашла, как ей показалось верное решение. А именно она подыскала для племянницы работу. Во-первых, у Елизаветы это не вызвало никаких подозрений, потому что пенсия от скончавшегося супруга была более чем скромна, а во-вторых, как надеялась, женщина, это поможет девушке отвлечься.

У Эмилии Павловны было очень много друзей и хорошая репутация благородной вдовы. Что и помогло пристроить княжну гувернанткой в богатейшую семью потомственных ювелиров. Семья Венсенн на лето часто перебиралась в Версаль, здесь у них был шикарный особняк. Их приезд в конце июня сопровождался шумным праздником и фейерверком.

Тетушка, знавшая обо всем, что творилось в городке, первой услышала, что мадам Венсенн подыскивает гувернантку для своей дочери, и смело отправилась в особняк. А вечером того же дня, Елизавета уже входила в отведенную ей комнату в огромном доме. Ее имя, происхождение, воспитание произвели на хозяйку должное впечатление, а особенно титул и древность фамилии, чем сами Венсенны похвастаться отнюдь не могли.

В итоге все были довольны, тетушка тем, что устроила княжну в надежные руки, да еще с приличным жалованием, она надеялась, что обстановка благотворно повлияет на девушку, хозяева пыжились от гордости, от того, что гувернантка их 12-летней Маргариты настоящая княгиня из России, а сама Елизавета от свалившегося на нее покоя.

Теперь у нее была своя комната, куда не могла врываться громогласная шумная тетушка, огромный парк для прогулок, свободное от занятий время. Да и воспитанница Марго оказалась чутким, понятливым ребенком. Сначала Елизавета с трудом представляла, с чего ей начать, но вспомнив, своих недавних учителей быстро освоилась.

Жизнь снова текла своим чередом, осенью Венсенны переезжали в Париж, Марго наотрез отказалась расставиться с Елизаветой, которую обожала, поэтому девушка уехала вместе с ними. Эмилия Павловна была безумно рада, Париж, а там и театры и развлечения и может наконец какой-нибудь молодой человек заметит ее племянницу и все тогда будет хорошо. Конечно, она вновь оставалась одна, ну да ничего. Племянница обещала навещать ее в выходные, а Эмилии Павловне разрешили наведываться к Елизавете.

Париж заворожил девушку, строгостью и пышностью, красотой и роскошью. Он был со всем не похож на Петербург, но что-то все же объединяло эти города, наверное, статус столиц. Здесь было шумно и людно, сновали автомобили, конки, трамваи и более редкие экипажи. Жизнь била ключом, особенно накануне зимнего сезона.

— Елизавета, — это такое счастье, бал, настоящий и меня берут, и Вас вместе со мной, я же не могу без гувернантки.

Девушка лишь вздохнула.

— А когда Вас взяли на бал первый раз, во сколько лет, а платье у Вас было такое же красивое, как мое?

— Марго, — не нужно так тараторить, это некрасиво и невоспитанно. И, я не буду отвечать на твои вопросы, я хочу поговорить с твоей матушкой, чтобы ты ехала одна.

— Но почему? Вы не хотите? А, я поняла, у Вас, нет платья, да?

— Маргарита, ты несносна, при чем здесь платье…

Но 13-летняя девушка-подросток уже прыгала через три ступеньки по лестнице вниз к матери, чтобы решить этот вопрос.

Не смотря на все протесты княжны, вопрос был решен в сторону Марго.

— Моя дочь в ее возрасте не может появится на взрослом рождественском бале без гувернантки. Это не обсуждается, а наряд Вам сошьют сегодня же, я пришлю портниху, считайте это рождественским подарком, и потом, я не понимаю Вас, там будет много Ваших соотечественников.

На это замечание Елизавета скоромно промолчала, уже больше полугода она жила во Франции, но решимости уйти в монастырь не убавилось, и тоска по России, и прежней жизни, и еще чему-то, или кому-то, — девушка не хотела себе в этом признаваться, накатывала все чаще и острее.

Но хозяин, как говорится, барин, в назначенный день пришлось ехать с Венсеннами к какому-то маркизу де Гарне на бал по случаю Рождества и Нового 1920 года. Как из прошлой жизни перед Елизаветой шумело блестящее парижское общество, красивый зал, музыка, дамы и кавалеры в вечерних платьях, совсем как…как в ее безмятежной юности.

Здесь действительно было довольно много русских, она вежливо раскланивалась, поддерживала разговор. Это было тяжело сталкиваться с прошлым, оказалось, что о ее горе здесь знали, ей сочувствовали, приносили соболезнования, кто-то даже помнил ее ребенком, девушка стойко терпела. Для нее это была пытка. Марго подбежала к ней как раз вовремя, чтобы избавить от тягостного разговора. Щечки девочки ярко розовели, глаза сияли, она прямо-таки лучилась о счастья.

— Идемте со мной, скорее.

— Что случилось, Маргарита?

— Пьер вернулся, мой брат, он такой замечательный. Он в Тунисе был, я Вам рассказывала, помните, он военный, а теперь приехал на совсем.

Елизавета послушно шла, ведомая за руку. В обществе месье и мадам Венсенн она увидела высокого загорелого молодого человека лет 25–27 и даже услышала конец разговора.

— Пьер, мой мальчик, ну разве можно так, не предупредил, я бы встречала тебя.

— Мама, так вышло гораздо интереснее, с корабля и на бал. Постойте, а кого это ведет к нам наша Марго.