Он сильно повздорил с Анной Павловной из-за Сотникова.

— Эта дура скинула его мне на плечи, а сама и пальцем о палец не ударила.

— Сотникова хотели оставить на второй год. Его родители упросили этого не делать.

— Я не о том. Умственные способности Димы меня удовлетворяют. Я о его социализации.

— А, это, — директриса поморщилась.

— Такое ощущение, будто Дима никогда нигде не учился.

— Может быть, это аутизм?

— Аутизм или синдром Дауна, мы обязаны…

— Мы ничего не обязаны, — отрезала Анна Павловна. — Здесь школа, а не богадельня.

— Но я считаю…

— Павел Юрьевич! — Анна Павловна схватила папку со школьным бюджетом. — Это видели?

— Я не слепой.

— Читали?

— Я не заведую бюджетом.

— Как прикажете учить детей на эти копейки? У меня нет времени, сил, желания заниматься душевным здоровьем. В школе есть психолог. Пусть поговорит с этим… мальчиком!

— Психолог ему не поможет.

— Все. Разговор окончен!

Директриса хлопнула папкой об стол. Павел покинул ее кабинет со скрежетом зубов.

Дима Сотников стал жертвой Королева и его свиты. Павел два раза вмешивался в отвратительные случаи унижения. Видя беззащитность мальчика, другие дети тоже включились в игру. Каждый считал своим долгом самоутвердиться за его счет.

Единственная встреча с родителями мальчика произошла первого сентября. На родительское собрание явилась только мать. Одутловатое лицо и характерные темные мешки под глазами. С классным руководителем своего сына она беседовать отказалась.

Он еле вытянул из Димы правду.

Сотниковы ссорились на глазах у сына. Дима не сказал прямо, что «папа бьет маму», но Павел и так понял.

На дому устраивались пьянки. Иван Сотников изменял жене при собственном ребенке.

Дима почти не интересовал их. Родительская любовь выражалась в том, что мальчика посылали в магазин за вином, а также к различным родственникам — попрошайничать. Если Дима возвращался без денег, его били. Дима — единственный ребенок в семье (после двух пьяных выкидышей матери).

— Дима, — сказал Павел. — Твои мама и папа…

Дима мотнул головой.

— Они не помогут.

— Никто не поможет. Пойми, никто не должен защищать тебя от Королева. Твой отец может защитить от взрослого человека. Я могу помочь с учебой или еще с чем — но трогать чужого ребенка мы не вправе. Ты должен научиться защищать себя.

Павел сомневался, что он понял.

Павел собирал в портфель бумаги, когда в дверь постучали.

— Войдите!

В класс вошла Анна Павловна.

— Ну? — со слабой улыбкой сказала она, глядя на Павла через толстые стекла очков. — Как прошел рабочий день? Как настроение?

— Спасибо. Прекрасно.

Анна Павловна вгляделась в усталое лицо учителя.

— Э-э, Павел Юрьич, шалишь. Больно вид у тебя невеселый.

Павел улыбнулся. Ему нравилась манера директора переходить на фамильярный тон вне стен собственного кабинета.

Директриса усмехнулась.

— Рассказывай. Опять Сотников?

— Дима не может влиться в коллектив. Все время сидит в углу.

— В начальной школе у него тоже были проблемы, — Анна Павловна ходила по классу, водружая на парты перевернутые стулья.

— Именно. Родители пьют. А пацана им не жалко.

— Что мы можем сделать? Лишить родительских?

Павел нахмурился.

— Можно попробовать.

— Бесполезно. Будет как с дочкой Яковлевых. Сотникова отправят в детдом. Родители опомнятся и прикинутся паиньками. Их восстановят, и все начнется сызнова.

Павел сжал губы. Директриса права. Так и будет.

Анна Павловна закончила уборку класса. С удовлетворением оглядела через очки результат.

— Вы слишком много думаете об этом, Паша. Работу свою вы делаете на все сто, и я ею довольна.

— Меня тошнит, Анна.

— От чего?

— От всего. Бедный забитый мальчик… с одной стороны. И жирный сынок нувориша — с другой. Я ничего не могу сделать.

Анна Павловна подошла к учителю. Сощурилась.

— У-у-у, милый мой. Против ветра ссать вздумал?

Отвернувшись, Павел начал яростно запирать портфель.