Ратлидж поднял оба ботинка по очереди и внимательно их осмотрел. Сухие и чистые, только на одном пятна краски – и, похоже, их недавно чистили.

– Других у вас нет?

– Я не богач! – вызывающе ответил Элкотт. – У меня две пары ботинок, больше нет.

– Не покажете ли пальто, которое было на вас на похоронах?

– Оно в чулане… Обыщите его и убирайтесь!

Ратлидж нашел темное пальто и провел пальцами по той стороне, где были пуговицы. Одной недоставало.

Как он выглядел в церкви? Ратлидж постарался вспомнить Элкотта, который стоял рядом с Белфорсами. Может, пуговица отсутствовала уже тогда? Под дождем, когда все пальто и шляпы промокли, отсырели, не обращаешь внимания на подобные мелочи. Сделав вид, будто ничего не заметил, Ратлидж закрыл чулан.

– Когда начали пить? – неожиданно спросил он.

– Вообще, это не ваше дело, но выпил я после ужина. Какого ни есть. Сейчас у меня нет желания готовить. Да и аппетита нет после работы в той проклятой кухне. Я бы продал ферму, если бы не боялся, что отец вылезет из могилы и начнет меня мучить. Придется привыкать там жить. Так что пью я, можно сказать, чтобы набраться храбрости… У меня осталось немного джина от прошлогодних запасов.

Ратлидж вдруг заметил, что в помещении стало теплее, чем раньше.

– Вы уже позавтракали?

Элкотт выругался.

– Встал часов в шесть и заварил себе чаю. Насколько я знаю, никакого закона я не нарушал!

У теплой плиты можно очень быстро просушить мокрую обувь. Может, вернувшись с фермы, Элкотт нарочно напился?

Элкотт продолжал:

– Я-то думал, вы с раннего утра поедете на ферму с фонарем и лопатой. Будете искать то, что ожидаете там найти!

– Вы хорошо ладили с Джошем?

– Нормально. Я же вам сказал, я считал, что Джерри дурак, что взял за себя женщину с ребенком. И мальчишка мне не нравился. Но это не значит, что я готов был его убить.

– Но ведь дети Робинсоны не представляли для вас угрозы, верно? Они не могли наследовать имущество отчима!

– Я спрашивал Джерри насчет наследства. Одно дело, когда дети – Элкотты по крови, и совсем другое – если у них нет связи с землей или Эрскдейлом. Он обещал мне, что ферма не уйдет из семьи.

– И вы ему поверили?

– А что мне еще оставалось? Да, по-моему, и Джерри не было смысла врать. Он вырос на этой земле, был к ней привязан даже больше, чем я. Джошу всего десять лет. Его с фермой ничто не связывало, кроме матери и сестры. Все могло быть по-другому, попади он сюда маленьким…

Пол Элкотт понял, что наговорил лишнего, и спросил:

– Инспектор, вы покончили с тем, ради чего пришли?

– Если не возражаете, я хотел бы осмотреть кухню.

– Возражаю, но вас это не остановит. Дорогу вы знаете.

Ратлидж осмотрел кухоньку. Все тряпки, которыми можно было отчистить ботинки, наверняка сгорели в огне.

Хэмиш упрекнул его: «Наплел невесть чего, а все равно ничего не добился!»

Под столом, за которым, наверное, завтракал Элкотт, Ратлидж заметил землю. Но невозможно понять, откуда она взялась – со двора, из конюшни или со склона горы.

Ратлидж поблагодарил Элкотта и ушел.

Следующий визит он нанес Хью Робинсону. Тот уже оделся и завтракал на кухне. Ратлидж тихо вошел в его комнату и осмотрел обувь. Ботинки чистые, сухие.

Он вернулся к Робинсону и спросил:

– Вы вчера ночью ездили на ферму Элкоттов?

– На ферму? Нет, что вы. Век бы ее не видеть!

– Я подумал, может, вы решили, что ваш сын там, где-то прячется… Словом, решили его поискать.

– Не скрою, были у меня такие мысли… – Робинсон осекся, потому что на кухню вкатилась Элизабет Фрейзер со словами:

– Гарри сегодня неважно себя чувствует. Я постучала, но он сказал, что у него начинается мигрень.

Элизабет успела перевязать руку, повязка стала тоньше. Но ей все равно не под силу было поднять тяжелый чайник, и Ратлидж сам налил ей чаю. Она поблагодарила его.

Робинсон продолжал:

– Не знаю, оплакивать сына или все-таки надеяться… Как поступают с детьми его возраста, если они кого-то убивают? Я ночи не сплю – все время думаю. Конечно, детей не вешают, да и в тюрьму со взрослыми преступниками его вряд ли посадят. Куда же его упекут?

Ратлидж вспомнил молодого человека, которого совсем недавно отправили в клинику для душевнобольных. Пожалуй, он не мог подсказать горюющему отцу ничего более радужного. И все же для родителей преступника такой исход показался более милосердным.

– Решать предстоит судье, – ответил он, следя за выражением лица Элизабет Фрейзер. – Таков его долг. Моя же обязанность – отделить зерна от плевел. Где мисс Аштон?

– Наверное, еще спит. Я встретила ее, когда она возвращалась с прогулки, – ответила Элизабет. – Говорит, ей трудно лежать, потому что ребра еще болят. И она горюет по сестре. Я видела ее вчера на кладбище, когда ходила за покупками.