Подфарники Титаренко оставил включенными; возница же запасся двумя складскими фонариками на батарейках – и при этом маломощном, в долгую, но блекнущую колею свете они двинулись мимо подлеска, забирая несколько в направлении реки, на восток от бывших владельческих сел Любовка и Нетриусское.

Медленная тележная езда вдоль отграниченной кустарником полутьмы как могла утешила следователя Александра Ивановича; он осмотрелся и увидел, что берег становится выше, теряет свою пологость и обрывается, подмытый течением, примерно в уровень среднего роста.

И когда, покинув едва означенную стежку-сукман, телега остановилась на треугольно зависающем грунтовом трамплине со многими корнями, он спешно взялся за выгрузку.

Но возница и Гупало сами свели на траву Наталью Асташеву и не допустили Титаренку к мешкам, где обнаружилось шесть окоченевших дохлых кур и большая пегая туша дворовой собаки.

Один из фонарей погасили в запас на обратную дорогу, а другой, после раздумий и примерок, удалось закрепить на колючках незаконно выросшей в этом краю дерезы. Под нею же разложили на мешковине и привезенное с собою стерво.

Гупало и помогающий ему возница двигались молча, иногда сталкиваясь друг с другом, – с примесью той суетливой заторопленности, которую обычно выдает наружу подневольный русский, будучи привлечен к обязательному, но заранее оплаченному труду. Они бочком оббегали следователя Александра Ивановича, притом что и сам он сторонился их приподнятых локтей, рабоче-крестьянского сопения, отоларингологического хлюпанья, – вновь недоумевая и беспокоясь, становясь поближе к лошадиному крупу.

Он готов был способствовать похоронам того, кто по обстоятельствам смерти застрял между этажами в загаженном электроподъемнике без правил пользования, – и долго-долго наблюдал потом за сеткою неподвижный щербатый бетон перекрытий. Он договорился о нем с кем надо, отхлопотали, давши себя убедить и выманить в такое время на неосвещенный берег Северского Донца, куда бы он и летом с друзьями не согласился б забраться, надеялся теперь только на скорейшее расставание и на завтрашнее утро.

Но лопат на телеге не привезли, а значит, до новой могилы, куда предполагали зарыть Степана Асташева, необходимо было еще добираться.

Отстранив Титаренку, возница взялся за полиэтилен, ответивший ему немоватым шумом, и потянул отхлопотанного на себя.

Следователь Александр Иванович, заподозрив нечто неладное, попытался воспротивиться, но дядька Гупало бросился ему наперехват и остановил за локти:

– Идить, идить, не беспокойтеся, бо прощенный он вже, прощенный: звинила она его за вас! – известил Титаренку слобожанин. – Никто ж не знает, как оно получается; от мы его зараз и отдадим: може, возьмут, може, оставят; а вы, сыночек, не бойтеся! Вы только идить, с ей попрощайтесь та скажите, что вже теперь отдыхайте, титко Наталко, поздравляю вас с праздником, и чтоб все ваши прегрешения вольные и невольные, яже словом, яже делом, яже ведением и неведением… Идить, идить.

– Вы ему где-то не здесь выкопали? – только и промолвил следователь Александр Иванович.

– То ему теперь без нас таманакопано, – приподнял Гупало свободное от полиэтилена племянниково тело и разом с возницею перенес его к самой кромке обрыва; следователь Александр Иванович не успел даже подставить протянутые к отхлопотанному ладоши.

Он двинулся было туда, где минутою ранее усадили Наталью Асташеву, однако теперь и сам слобожанин почему-то не давал ему отойти – и все подтягивал за рукав к берегу:

– То ж всех надо поблагодарить, бо это все согласились, и нехай они теперь берут, что кому положено. А вы от поглянете, та тогда зараз поймете, чи воно получилося.

При этом хуторянин извлек из кармана пиджака конусовидно свернутый бумажный фунтик с солью и высыпал его содержимое в воду. Раздался еле слышный, но хрусткий всплеск.

– Все, что первое родилося, то отдаем, – заговорил возница несколько нараспев. – Ты бери от нас первиночки, – повторял он, бросая вниз кур, чьи крылья отмякли и беспрепятственно раскидывались, покамест птиц удерживали за лапы. – Ты ж примай от нас первиночки, – и плеск становился до того громок, что Титаренко зажал уши.

Жертвенную собаку возница и Гупало сбрасывали вдвоем, а затем, когда под обрывом совершенно утихло, вдвоем же, наклонясь к воде сколь возможно низко, с великою осторожностью опустили в реку главное свое приношение.

Стоящий рядом со старухою А. И. Титаренко учуял лишь краткий клокочущий захлест, как бывает при слиянии противунаправленных винтовых потоков.

Примечания

1

Возлюбленная тень (итал.).

2

Легитраот – до свидания; точнее – свидимся (искаж. древнееврейск.).