– Это относится к мифу о всемогуществе врача. Миф, который мы сами и поддерживаем. Например… Хочешь, открою врачебную тайну? Знаешь популярнейшее сердечное средство – валидол? Сам принимал неоднократно… А знаешь, валидол… ничто, плацебо. Никаких медикаментозных препаратов не содержит, ничего лечащего. Вот так спаивают ответственных работников, и они выдают служебные секреты.

– Можешь быть абсолютно спокоен. Я даже не перестану принимать валидол. Плацебо или что другое, а мне – помогает.

– Ты идеальный пациент. Хочешь, я тебя загипнотизирую?

– Как-нибудь в другой раз. Теперь вот что: твоя готовность… ходить ко мне в дом сама по себе свидетельствует в твою пользу… Каков я в качестве психотерапевта?

– Для начала – допустимо.

– Поэтому задам я тебе… ряд вопросов. Первый: имеешь ли ты возможность посещения спецпалат, где…

– Больше не надо. Слава, если я тебе интересен только для дела, то я тебе не пригожусь. Прости. То, о чем ты спрашиваешь, для меня недоступно. А то, что доступно, – тебе не нужно… Семнадцатилетний негодяй изнасиловал шестидесятилетнюю соседку, отрезал ножницами ей груди. Экспертиза. Еще подробности? Девственник тридцати лет влюбился в сослуживицу. Взаимностью не ответили. Тогда он себе… он себя оскопил и послал свой пенис в бандероли любимому существу. Я сознательно привожу примеры, могущие дернуть слушателя за нерв. Все очень примитивно и скучно. Убийцы по бытовым мотивам проходят экспертизу, самоубийцы-неудачники проходят экспертизу. Воры симулируют клептоманию. Извини – еще один миф.

– Как раз очень интересно… Но ты знаешь, о ком и о чем я спросил.

– Знаю. То, что мне известно, известно и тебе – разве что в большем объеме. У меня – ох, я уже крепко хороший – есть вопрос, за который ты меня выгонишь отсюда без права возвращения.

– Рискни.

– Рискнул. Скажи, они все здоровы? Я никого из них ни разу не видел, не общался, не обследовал… Готов поверить на слово. Флайшберг – здоров?! Горбовская – здорова?! И этот… Человек, добровольно превративший себя из обеспеченного – не доносами, не жополизанием! – честным трудом по специальности, – превративший себя в изгоя и нищего, оставив без гроша жену и калеку сына, затопивший все госконторы полуграмотными письмами по вопросам, в которых он ни хера не понимает! Он – тоже здоров? Слышал такое слово – мегаломания?

…Каждый разговор их находил на предыдущий, хотя встречались они относительно редко. Беседы становились все свободнее, так что Старчевский и Плотников даже спасались друг дружкой – каждый от своего.

– Вот, сплю с внучкой Бен-Гуриона!

– Прости, что?!

– Именно это. Я только слегка… аггравировал и без того любопытную правду. У Аннушки – это мы с достаточной точностью выяснили – есть – или был – высокопоставленный дядя в первой в мире стране победившего сионизма.

Я надеюсь, тебя не оскорбила моя вольность. Юмор на сексуальной подоплеке молодцу не в укор, если, конечно, не переходит в клинику.

– Может, стоит этого дядю извлечь из небытия?– Ну, это уж Аннушка – если соблаговолит.

* * *

Старчевского с женою и дочкой поселили в приморской гостинице «Зеленый берег», превращенной в центр интеграции. На своей двери Эммануил прибил табличку: «Доктор психиатрии», написал в газетку статью «Преодоление», где разъяснил, что отсутствие национального чувства и боязнь идентификации со своим народом – психическое заболевание. Он, Эммануил, здоров, и вместился в нем полный припас новой речи, а презренные терапевты (в неизбежном и ближайшем будущем семейные лекари) пять лет подряд тыкают пальцем в пациента, спрашивая: «Это болит или это болит?» Что – это?! Как в студенческих меданекдотах: диагноз – воспаление руки, воспаление ноги, укус неизвестным животным, вылезшим из болота.

В «Зеленом берегу» Старчевский получил лондонское послание Плотникова – с просьбой обнаружить, посетить и воздействовать на Аньку; терапевтически разъяснить, что все, мол, прекрасно, что все остается по-прежнему и что деньги, присылаемые им, Плотниковым, следует использовать по назначению.

Разыскивать Анечку Старчевский не решился, но в ноябре она разыскала его в собственном кабинете; ее облекала какая-то крупноцветастая, совершенно мокрая прелесть.

Боязнь пред бабою – как бы чрезмерная смелость.

– Присядьте, Аня. Нет, не так, ближе. Еще ближе. Вот.

Взгляд: подтягивание нижних век, зрачки чуть приподняты, готовясь закатиться. Вариант прищура.

– Вы опять отодвинулись. Ближе! Во-от… Вы меня боитесь? Нет, скажите правду. Боитесь. Если вы действительнозахотите, чтобы я вам помог, – вы должны помочь мне.

Человеческая машина. Пощады бы.

– Вы знаете такое слово – раппорт? Не надо отодвигаться…

– Ты мерзкий… Не надо, пожалуйста, меня трогать… Я пришла, потому что Слава написал… Ты – сука!!! Я скажу Славке, и он тебя убьет!!!

– Я вижу, это у вас… стойкое впечатление, будто все мужчины желали бы… обладать вами.

Пощады бы, пощады бы, пощады бы. Пощады бы.

– Ночью зарежу жену – нападение террористов. Сам – боролся и уцелел. Заберу тебя к себе. Дочка скоро уйдет в университетское общежитие. Я оближу тебя сверху донизу, вымою своим мылом – «Бритиш Фреш».

Пощады бы.

У Старчевского накопилось довольно много предназначенных Анечке стерлингов. Писать Славе о произошедшей во время Анечкиного визита истории – невозможно. Поехать отдать – чуть позже, когда забудет, когда забуду, когда забудем. Пусть приедет сама!