— Вы правы! Что это я? — Вытащил из холодильника бутылку воды и выпил ледяную из горлышка. — Сегодня ночью… — продышался. — В двадцать три пятнадцать за вами заедет машина и отвезет ко мне на квартиру. Охрана больницы будет предупреждена, дверь из отделения открыта. Если не приедете, я ваш ксилофон с завтрашнего дня мучить начну. У меня много есть средств для этого.

— Приеду.

— Что-нибудь хотите особенное? Я имею в виду — из еды. Напитки?

— Я люблю баранину. Только не пересушите. Алкоголь — на ваше усмотрение. Можно и водку.

— Я буду называть вас Настенькой. Не против?

— А я вас — Берией?.. Шучу, шучу! Кстати, распорядитесь, чтобы принесли хотя бы бритву!..

— Зачем? — не понял зам. главного врача.

— Я привыкла следить за собой, особенно перед свиданием с мужчиной. Ну не горло же резать!

Он сглотнул и обещал непременно. Еще он вспомнил, что не кормил сегодня ворон.

На этом они расстались до указанного времени.

Настя вернулась в свою палату и обнаружила старуху с Альцгеймером сидящей на стульчике перед окном. В руках она держала рюмку с завядшим цветком и глядела на него бесцветными глазами.

— Наверное, вы моя соседка? — спросила старуха, лишь на мгновение оторвав взгляд от цветка.

— Я Настя.

— Вы слышали эту чудесную музыку сегодня?

Она кивнула.

— И не в мелодии вовсе дело, в звуке… Я не могу описать… В это время я спала, а когда музыка заиграла, я проснулась и стала искать мистера Джейсона. Лишь по завядшему бутону я догадалась, что мистера Джейсона давно не было здесь. Мне сказали, что у меня болезнь Альцгеймера. Это когда не узнаешь даже близких. Память покидает тебя. Если памяти нет, что человеку делать на этой земле!

— Накапливать новые воспоминания!

— Девочка моя, мне восемьдесят три года! Все мои новые воспоминания… — старуха Загладина слегка вздернула подбородок. — Я же помню, сколько мне лет! — удивленно. — И про мистера Джейсона помню! Все про него помню! Войну… Как мы встретились, как влюбились, как я осталась в Берлине на американской зоне, а потом… Мимолетная ссора с лейтенантом Джейсоном из-за его одеколона, и я ушла к своим, а потом… Джейсон отыскал меня через сорок с лишним лет… И врачи растроганы этой историей были и над памятью моей колдовали… Я вспомнила его на вечер один. Он не выпускал моей ладони из своей руки… Знаете, у него такая была сухая ладонь, как будто ее ни разу не поливали последние годы. Он мне рассказывал про свою рыжую жену, детей и внуков, а потом вот цветочек оставил на память!.. Мне говорили, что я почти все время сплю…

Мимо открытой двери прошел Яков Михайлович. Он задержал взгляд на Настеньке, а старухе подмигнул.

— Опасный человек! — предупредила старуха Загладина.

— Как, вы знаете? — Настенька взяла из ее трясущихся рук рюмку с цветком и поставила на тумбочку.

— Глаза… Всё человеческие глаза рассказывают… — старуха вдруг тяжело задышала и сделала шаг к кровати. — Пожалуй, я лягу. Если вам не трудно, дайте мне стакан воды!

Она напилась, уронив капли на несвежую ночную рубаху, а потом, отвернувшись к стене, засопела.

У Насти не было даже книги, чтобы скоротать время до ночи.

Она сидела с ногами на постели и видела Ивана вполне состоявшимся ксилофоном. Ей было приятно, что он выбрал именно такую форму воплощения чуда, зная, что она ксилофонистка. Значит, он желает полного их единения, значит, у них наконец-то все в порядке. От такого ясного вывода, от накопленных горестей за последнее время Настенька открыто заплакала, всхлипывая в голос. Душа ее, словно водный резервуар, открылась и стравила ненужный вредный ресурс.

А потом она увидела, как тело старухи зависло над кроватью. Совсем слегка, сантиметров на десять, приподнялось. Настенька даже заметила часть ее голой ноги — бледной и пугающей.

И она левитирует, подумала со странным, нехорошим чувством. Вскочила и подошла вплотную. Старуха крепко спала, а ее бока давили на матрас изрядно.

Заснула, подумала Настенька, а потом вспомнила о времени. Посмотрела на тумбочку в поисках часов и увидела распустившийся бутон чудесного красного тюльпана в рюмке. Рядом лежал женский бритвенный станок и ее одежда, почищенная и выглаженная.

Точно заснула. Она посмотрела на часы и заторопилась. Прошла в ванную комнату. Наскоро поправила необходимое — лишь бы раздражения не было на чистой гладкой коже, — а потом долго смотрела на себя в слегка запотевшее зеркало.

Иван, ты знаешь, что я собираюсь сделать? — спросила про себя.

Он ответил тотчас:

— Ты должна делать все, чтобы я отсюда вышел!

— Я буду! Я сделаю все возможное! Верь мне!

— Вера — это не ты! Вера — это Я!.. Не будь блядью!