[пауза]

[звонок телефона]

– Ааа это ты…

– Что значит это «ааа»? Я тебе три дня звоню.

– У меня телефон потерялся. А новый звонит через раз. Знаешь Жека, не везет мне что-то с мобильниками. А домашний родительский….

– Пол, заткнись.

– Ну вот, сама звонишь, а сама…

– Мне некогда Пол. Не всем же сиднем тридцать три года в ямке сидеть. Я работаю. Я, между прочим, редактор. У меня контакты, контракты, материалов тьма тьмущая. Кстати. Материал этого твоего урода, про волновых духов, не пойдет. Теория веселенькая, но не наш формат. Ты слушаешь?

– Слушаю, слушаю. Но ты ничего полезного ее не сказала.

– Если хочешь, сделай о нем очерк. С элементами интервью. О том, как банкир преобразился в билетного жучка и пророка по совместительству. Ну, не урод? Это нам может быть интересно. Заодно он там пару фраз скажет про своих эманантов. Ну, как?

– Я не знаю. Он может и не согласиться.

– Ладно, решайте. А ты мне лучше вот что скажи: тебе по жизни не надоело куски сшибать?

– Это риторический вопрос или тебя интересуют мои взгляды на жизнь?

– Твои взгляды на жизнь я выяснила лет 25 назад. Я работу тебе предлагаю.

– Какую?

– Хорошую. Главным редактором журнала.

– Твоего что ли?

– Нет пока. Другого. Название – «Рекламные материалы».

– Название так себе. И я ничего не понимаю в рекламе.

– Да брось. Все всё понимают в рекламе. Чего там понимать. Бери да рекламируй рекламные материалы.

– И то верно. Мне же тексты рекл… тьфу, черт, редактировать?

– Ну.

– И на кой хрен, то есть, за какие шиши?

– Для начала полторы штуки. Там у них девица-красавица, из Ярославля, на двух штуках сидит, но она не справляется.

– Слушай, эти девочки из Ярославля, куда не придешь, везде сидят чего-то редактируют или пишут, или рекламу собирают.

– А что им всем у тебя в Ямках на Ленинградке стоять?

– Нет, ну все-таки, хотя…

– Ну, так что?

– Что?

– Пол, ты работать будешь?

– Я подумаю.

– Ты бы щеки сдул и согласился, это было бы дело. Два дня у тебя есть. Думай. А то они новую девочку возьмут. Из Костромы.

[пауза]

Все пытаюсь вспомнить, сколько же раз за всю свою жизнь я принимал решения полностью самостоятельно. Нет, не о том, что купить в магазине или что приготовить на ужин, хотя и тут… Я сейчас о настоящих решениях, влиявших на всю мою жизнь. Получается так, что по своей собственной воле я принял только два решения. В шесть лет я выбрал себе друга, чтобы он там по этому поводу ни говорил. Наше совместное взросление определило мой характер, вкусы и пристрастия. Не целиком, конечно же, но в значительной степени. Я, тот, который сейчас – прямое следствие того решения. Не говоря уже о том, что выбранный мною друг познакомил меня с моею же будущей женой.

[пауза]

А почему это она будущая? С настоящей женой. Хотя нет, слово «настоящая» здесь как-то не подходит. Кто ее знает, настоящая жена Ленка или не настоящая. Какие они бывают, настоящие?

[пауза]

В общем так: Васька Сретенский познакомил меня с девушкой, которая стала впоследствии моей женой. Она была его однокурсницей. А я был дурак. В смысле, только что из армии вернулся.

И кстати. Мое собственное решение номер два. Уход в армию.

После школы Иван поступил во что-то там экономическое имени Плеханова, Марат и Васька – в МГУ. Один на мехмат, другой, на исторический. Я, которому было все равно, пошел учиться в Московский заборостроительный институт (МЗСИ). Это было не мое собственное решение, а тычок под зад со стороны отца плюс умоляющие глаза матушки. В Афганистане-то наш ограниченный контингент только-только начал кого-то там интернационально душить. Да, душманов, как раз.

Воооот. А в конце первого года обучения, я внезапно понял, что не хочу быть заборостроителем. Хочу быть писателем. А поскольку золотая рыбка в ту пору как-то не ловилась, то решение это привело к уходу из института прямо в Советскую армию с дальнейшими неясными перспективами поступления не то на филфак, не то на журфак. Все того же МГУ. Все, кто встретился мне на пути в том мае говорили, что я дурак. Все, кроме Васьки Сретенского. Тот сказал, что мне нужно сменить мозги.

Мозги, кстати, в армии меняют кардинально, но все же не до конца. Поэтому намеченный план я выдержал, и с ярлыком Иванушки-дурачка, за просто так потерявшего два года, очутился на журфаке, по квоте для пролетариев. Ну а дальше понадобилось двадцать пять лет, чтобы оказаться снова здесь в Ямках, у разбитой мойки на кухне, режущим размороженные кальмары на крупные куски, чтобы сварить их в белом вине, остудить, смешать с болгарской фетой, норвежскими креветками и грецкими орехами, потому что Арина к вечеру обещала зайти.

Все остальные мои решения были либо следствием тех двух судьбоносных, либо принимались под влиянием обстоятельств и желаний других людей.

[пауза]

И вот что я еще что интересно. То, что я две недели назад решил не пить ничего спиртного, это что-то значит? И я сам его принял? И что-то теперь изменится?

[пауза]

Сюжет. Журналист, выпивающий, но не пьющий, вроде меня, попадает на презентацию. Ребрендинг торговой марки. Или банка. Неважно. А он, журналист, то есть, прямо из командировки, две ночи толком не спал. Ну и не рассчитал сил. Перерасслабился. К тому же встретил приятеля из другого издания. Тот заводной, притащил героя (пусть тот пока именуется Н.) в ночной клуб и бросил. Н. по стеночке выбирается из клуба, случайно задевает входящую туда девушку, получает в лоб от сопровождающего ее парня и отключается прямо на тротуаре.

А включается он на нарах, но не в вытрезвителе, в особой экспериментальной зоне, созданной властью мегаполиса, совместно с банком, который ту самую презентацию устраивал, для решения проблемы бомжей. Два барака: мужской и женский. Нет, мужских бараков все же два. Женский один. Между ними забор. Два помещения общие: столовая и большая комната с телевизором, показывающим только две программы: НТВ и ТНТ.

Столовая практически всегда пустует, потому что там дают один раз в день кашу, и один раз – пустые щи. Зато хлеба, соли и репчатого лука можно всегда взять сколько унесешь. Поэтому по всей зоне разбросаны жестяные миски – каждый ест там, где хочет. Едят мало, потому что пьют. В каждом бараке стоят несколько аппаратов, выдающих при нажатии кнопки сто грамм водки самого низкого качества. Можно было бы и кран поставить, объяснили потом Н., только его забывают закручивать и добро пропадает. А так, каждый, кто хочет, может кружку подставить и кнопку нажать.

В общем, абсолютное большинство обитателей счастливы, но выйти из экспериментальной зоны не могут. Кто-то очень быстро сгорает. Кто-то живет много лет в желанном алкогольном забвении. За счет этой экспериментальной площадки количество бомжей в мегаполисе уже снижено в несколько раз, рассказывает заместитель начальника зоны по воспитательной работе.

Н. пытается доказать, что в зону попал по ошибке, что никакой он не бомж и не алкоголик. А ему говорят, что он должен выдержать испытательный срок. Буря возмущений с его стороны, гасится помещением в изолятор на пару дней. Попытка прорваться за забор – итог тот же. Он должен провести в зоне три месяца и не пить, чтобы доказать, что способен к самостоятельной жизни в мегаполисе. Если же сорвется и хотя бы глоток местной водки выпьет – останется в зоне навсегда.

Н. знакомится с обитателями, охранниками, начальством. Встречается и с молодой женщиной, симпатичной, если есть воображение. И доброй. Завяжется ли роман – это мы посмотрим.

В зоне грязно и голо, но охранники не злые, а обитатели большей частью либо пьяны, либо спят. Но здесь своя иерархия, интриги, скандалы. Любовные истории. Дружба. Предательство. Короче, картина Репина «Всюду жизнь».

Н. завязывает приятельские отношения с двумя-тремя обитателями, они вместе отражают наезды местных сволочей. Он выслушивает истории аборигенов. Ретроспективно – вставками – истории из его прошлой жизни.

Н. разрабатывает план побега. Договаривается с теми, кто ему стал близок. Первый раз план срывается из-за какого-нибудь пустяка. Например, в ночь побега в его бараке – групповая драка и зону перевели на усиленный режим охраны на три дня. Второй раз – потому что соратники невменяемы. Кто-то напился, кто-то забыл время сбора. Третий раз, потому что Н. вызывали к начальству и предложили сократить срок. Но теперь он отказывается, потому что чувствует ответственность перед теми, кому обещал побег. Постепенно приходят местные привычки, и складывается быт.

Он приобретает авторитет. Потому что не пьет и знает, что где лежит. И потому что знает, чего хочет. Круг желающих бежать разрастается. Но чем больше участников, тем больше поводов сорваться каждой очередной попытке. Побег приобретает черты мифа. О нем все говорят, но никто ничего для него не делает.

Последний день его испытательного срока. Н. со всеми прощается, ему желают всего хорошего, просят передать приветы родным и знакомым. Вот сейчас за ним придут, чтобы провести через ворота зоны. Он уже представляет, как будет старательно забывать эти три месяца, там в Москве. На воле.

А за полчаса до окончания срока Н. берет жестяную кружку, подходит к автомату с водкой нажимает на кнопку и выпивает сто грамм водки.

[пауза]

Что мы знаем о Марате

А вот что. Женившись на однокурснице, он переехал из Ямок в Москву. Закончил мехмат. Ученым или преподавателем не стал. Не захотел. Или не получилось. Сейчас работает в конторе, которая разрабатывает компьютерные программы для сетевых магазинов: рациональное размещение товаров, оценка эффективности стендовой рекламы, направления потоков покупателей, нагрузка продавцов, суточная и по дням недели. И прочая логистика. Если правильно понял, что мне втолковывала Арина. Отдыхать ездит в Европу. Сменил девятку на Мазду MPV. Квартиру не менял. Жену тоже. Сын учится на третьем курсе.

Что тут можно сказать? Если это Марат, то карликовый. Или согнутый пополам. Я-то не лучше, но я в отличники никогда не лез.

Еще две черты обновленного Марата. Первая – он православный верующий, активный прихожанин храма Николы в Мякишах. Вторая – он зарегистрирован на нескольких сайтах поиска одноклассников и однокурсников. В церкви мы встретимся наврядли, но раз он так уж интересуется одноклассниками, почему бы…

[пауза]

Ай вандер хау, ай вардер вай,

Йестердей ю толд эбаут зе блю, блю скай,

Энд олл зет ай сии из джаст э йеллоу лемон триии.

Айм тернинг му хэд, ап энд даун,

Айм тернинг, тернинг, тернинг, тернинг, тернинг, эррранд,

Энд ол зет ай кен сии из джаст эназе йеллоу триии.

Сэй:

Да, да да да да, ди да да,

Да да да, ди да да,

Да ди ди да!!!!!!!!

[пауза]

Ну вот, я списался с ним по Е-меле. Завтра встретимся, поговорим. Я и не думал, что он откликнется. А тут клик, клик, и все готово.

[пауза]

А пошли они все… ага туда.

[пауза]

НОВАЯ КОЛОНКА.

Информационные агентства распространили новость, которая меня одновременно обрадовала и огорчила. Содержание такое: «Британский парламент собирается рассмотреть законодательную инициативу о мерах по отношению к изобличенным педофилам и насильникам. Предлагается вводить им подкожно сыворотку, в результате чего орган, побуждавший их на столь отвратительные действия в прошлом, будет пребывать в полной задумчивости, на протяжении всей их последующей жизни и, соответственно, не сможет никого ни к чему побудить».

Сразу скажу, что ни радость моя, ни огорчение никакого отношения к самим педофилам-насильникам не имеет. По мне, так можно и ножом поработать над этой проблемой. Но все по-порядку.

Радость вызвана тем, что эта новость является наглядным подтверждением теории моего друга-культуролога, в соответствии с каковой глобализированное человечество с скоростью влюбленной черепахи вползает в эру цифрового средневековья. Ну, разве это не средневековый обычай удалять у преступника тот орган, посредством которого было осуществлено преступление? И не только руку. Давайте вспомним, хоть бы историю Абеляра, влюбившегося в свою ученицу. Вспомнили? Как нет? Ну ладно, проехали.

Другая средневековая история. Один монах, ведущий праведную жизнь днем, ночью маялся похотью. Его жалобы на несправедливое отношение со стороны самого высокого из начальников, достали всех обитателей монастыря, особенно после того, как отец-настоятель приказал всем молиться по ночам, как только дьявол начнет одолевать их несчастного собрата. Эта история, кстати, отражена в романе Дюма «три мушкетера» в судьбе одного из персонажей. Ну «Три мушкетера» вы, надеюсь… Да? Ну ладно… там все равно конец другой. А в реальной истории все закончилось благополучно. Однажды заснув, наконец, после долгих терзаний, монах увидел сон, в котором он шел по безлюдной и пыльной дороге. А навстречу ему шел путник. Поравнявшись, путник стал участливо расспрашивать монаха, почему у того такой несчастный вид. Тот сознался во всем, добавив, что его единственное желание – избавится от того искушения непотребного и стоящего на пути благочестия. Я понятно все изъяснил? Ну вот. Путник (а это бы сам Иисус Христос), утешил монаха, сказав, что поможет ему и сразу, движением фокусника достал большие ножницы, которыми в те времена стригли овец. Отрезов то, что доставляло монаху столько хлопот, Иисус выбросил ненужный орган в канаву. Монах же, проснувшись, больше не мучился похотью ни по ночам, ни в какое-либо другое время. Так что британский законопроект мне представляется и гуманным, и глубоко христианским.

Если логику предлагаемого законопроекта продолжить, то у хакеров необходимо отнимать компьютер (что уже делается), а у дорожного полицейского жезл, заменив его (не жезл – полицейского) на бездушную видеокамеру. Не очень ясно пока, какую сыворотку нужно ввести британской же школьной учительнице, влюбившейся в ученика. Пока ее просто посадили в тюрьму, без предъявления обвинений в ведьмачестве. Но главное же начать, неправда ли? Дальше дело само пойдет.

Теперь о том, что огорчило. Уж очень быстро идет процесс. Известно, что люди средневековья, проживали жизнь на грани истерики, шарахаясь от молитвенной задумчивости к ярким вспышкам карнавальной культуры «низа». Что такое культура низа долго рассказывать, посмотрите любое ток-шоу по телевизору, вам все станет ясно. Вот эта скорость движения к смеховой культуре меня немного смущает. Такое впечатление, что именно в ней, в нем, в ней, тьфу, клинвышибать запутался…