Шрифт:
Майя провела руками по керамической раковине.
— Наверное, я пойду обратно за столик.
Увидимся снаружи.
Она медленно вышла из туалета.
Эмили услышала, как за Майей захлопнулась дверь.
Песня в динамиках переключилась на что-то из арии "Аида".
Эмили села возле зеркала, щелкая сумкой на коленях.
Никто никому ничего не говорил, сказала она сама себе.
Кроме нас никто ничего не знает.
И никто ничего не расскажет об Э.
Внезапно Эмили заметила свернутую записку в своей открытой сумке.
На ней круглыми розовыми буквами было написано ее имя.
Эмили открыла ее.
Это была форма членства для РДЛГ — группы Родители и Друзья Лесбиянок и Геев.
Кто-то заполнил информацию о родителях Эмили.
Внизу был знакомый остроконечный почерк.
"Счастливый выходной день, Эм. Ты должна собой гордиться. Теперь, когда твои родители оживлены звуками любви и принятия, был бы такой позор, если бы что-то произошло с их маленькой лесбиянкой.
Так что держи язык за зубами, и они тебя не потеряют. Э".
Дверь туалета все еще шаталась после того, как вышла Майя.
Эмили снова посмотрела на записку, и ее руки дрожали.
Внезапно знакомый аромат заполнил воздух.
Пахло как…
Эмили нахмурилась и снова принюхалась.
Наконец Эмили поднесла записку прямо к своему носу.
Когда она вдохнула, у нее внутри все окаменело.
Этот запах Эмили узнала бы где угодно.
Это был обольстительный аромат банановой жвачки Майи.
Если бы стены отеля могли говорить…
В четверг вечером, после обеда в "Smith & Wollensky", высококлассном манхэттенском стейк-хаусе, в котором часто бывал ее отец, Спенсер шла за своей семьей по покрытому серыми коврами холлу отеля Дабл Ю.
Глянцевые черно-белые фотографии Энни Лейбовиц висели рядов вдоль коридора, а воздух пах смесью ванили и новых полотенец.
Её мать говорила по телефону.
— Нет, она точно победит, — бормотала она.
— Почему бы нам просто не заказать это сейчас. Она сделала паузу, будто человек на другом конце линии говорил что-то очень важное.
— Хорошо.
Я поговорю с вами завтра.
Она закрыла свой телефон.
Спенсер съежилась в своем новом темно-сером костюме Armani Exchange, — она надела деловой костюм на обед, чтобы соответствовать статусу финалиста.
Ей было интересно, с кем её мать говорила по телефону.
Возможно, она готовила для Спенсер что-то удивительное, если та выиграет Золотую Орхидею.
Невероятное путешествие? День покупок с личным консультантом Barneys? Встреча с другом семьи, который работал в "New York Times"? Спенсер умоляла родителей позволить ей стать летним интерном в "Times", но ее мать не разрешила.
— Нервничаешь, Спенсер? — Мелисса и Йен появились позади нее, толкая свои клетчатые чемоданы.
К сожалению, родители Спенсер настояли, чтобы Мелисса приехала на интервью Спенсер в качестве моральной поддержки, и Мелиссу сопровождал Йэн.
Мелисса держала небольшую бутылку маркированное МАРТИНИ, ЧТОБЫ ПОЙТИ! “Ты хочешь? Я могу взять одну для тебя. Если это тебе поможет УСПОКОИТЬСЯ.
16”
— Я в порядке, — отрезала Спенсер.
Присутствие ее сестры заставило Спенсер чувствовать себя так, будто тараканы ползали под ее лифчиком от Malizia.
Всякий раз, когда Спенсер закрывала глаза, она видела взволнованную Мелиссу, когда Уилден спросил ее и Йена, где они были в ночь исчезновения Эли, и слышала голос Мелиссы: нужно быть уникальным человеком, чтобы убить.
И это не ты.
Мелисса остановилась, встряхивая миниатюрную бутылочку мартини.
— Да., наверное это к лучшему, что ты не пьешь.
Ты можешь забыть суть своего эссе для Золотой Орхидеи.
— Это очень верно, — прошептала Миссис Хастингс.
Спенсер рассердилась и отвернулась.
Комната Мелиссы и Йена была рядом с комнатой Спенсер, и они, хихикая, проскользнули внутрь.
Когда ее мать потянулась к ключу от ее комнаты, симпатичная девочка возраста Спенсер пролетела мимо.
Она наклонила голову и изучала карточку кремового цвета, которая выглядела подозрительно похоже на приглашение на завтрак Золотой Орхидеи, которое Спенсер сунула в свою твидовую сумку от Kate Spade.
Девушка заметила, что Спенсер смотрит на нее, и широко улыбнулась.
— Привет, — сказала она дружелюбно.