Шрифт:
Это вышло совсем неправильно, хотя не то чтобы она вообще знала, что пыталась сказать на самом деле.
Лукас поднял бровь.
— А что с Моной?
Ханна подняла с пола плюшевую собаку, которую ее отец подарил ей в больнице.
Это был Корнелиус Максимиллиан, персонаж, которого они придумали, когда Ханна была маленькой.
— Мы только что снова стали друзьями, — сказала она тихим тонким голосом, надеясь, что Лукас знал, что это значит без ее объяснений.
Лукас отступил.
— Ханна… Я думаю, что тебе стоит остерегаться Мону.
Ханна выронила Корнелиуса Максимиллиана из рук.
— Что ты имеешь в виду?
— Мне просто кажется… не думаю, что она желает тебе добра.
Ханна открыла рот.
— Мона все это время была со мной в больнице. И ты знаешь, что если это как-то связано с той историей на вечеринке, то мы это уже обсудили.
Я это пережила.
— Прекрасно, -
Лукас внимательно изучал Ханну.
— Это прекрасно?
— Да, — Ханна шмыгнула носом.
— И тебе все равно, что она с тобой сделала? — Лукас казался потрясенным.
Ханна взглянула в сторону.
Вчера, после того, как они закончили говорить об Э, отобрали парней-моделей для вечеринки, и другие девочки уехали, Ханна нашла бутылку Stoli Vanil в том же шкафу, где ее мать прятала свой свадебный фарфор.
Они с Моной плюхнулись на диван, включили "Спеши любить" и играли в их алкогольную игру с Мэнди Мур.
Всякий раз, когда Мэнди выглядела толстой, они пили.
Всякий раз, когда Мэнди дулась, они пили.
Всякий раз, когда Мэнди говорила голосом робота, они пили.
Они не говорили о сообщении, которое прислала Э Моне, — про их ссору.
Ханна была уверена, что они только повздорили о чем-то глупом, например, о фотографиях с вечеринки или о том, был ли Джастин Тимберлейк идиотом.
Мона всегда считала, что был, а Ханна так не думала.
Лукас неистово моргал.
— Она тебе так и не рассказала?
Ханна яростно выдохнула через нос.
— Это не важно.
— Хорошо, — сказал Лукас, поднимая руки.
— Ладно, — сказала Ханна, расправив плечи.
Но когда она закрыла глаза, она снова увидела себя в своем Prius.
Флаг Планетария Холлис колыхался у нее перед глазами.
Она едва удержалась от того, чтобы не заплакать.
Что-то, возможно ее BlackBerry, зажужжал на дне ее сумки.
Ханна пыталась что-то вспомнить, но это было бесполезно.
Она чувствовала тепло от тела Лукаса, сидящего так близко.
Он не пах одеколоном или супер модным дезодарантом, или чем-то другим, чем обрызгивают себя парни, чтобы понравится девочкам. Он пах кожей и немного зубной пастой.
Если бы только они жили в мире, где у Ханны могли быть оба, — и Лукас, и Мона.
Но она знала, что, если она хотела остаться той, кем была, это невозможно.
Ханна потянулась и схватила руку Лукаса.
Рыдание подступило к горлу по причинам, которые она не могла полностью объяснить или даже понять.
Когда она наклонилась, чтобы поцеловать его, она снова попыталась оживить в памяти то, что точно было в ночь ее несчастного случая.
И, как это всегда бывает, она не смогла вспомнить ничего.
Спенсер идет на гильотину
В пятницу утром Спенсер зашла в ресторан "Дэниэль" на Шестьдесят пятой улице между Мадисон авеню и Парк авеню в тихом, ухоженном квартале где-то между Мидтауном и Верхним Ист-Сайдом.
Она будто ступила на собственность Марии Антуанетты.
Стены ресторана были сделаны из резного мрамора, который напомнил Спенсер молочный шоколад.
Роскошные темно-красные занавески вздымались волнами, и маленькие, изящно вырезанные кусты росли обрамляли вход в главную столовую.
Спенсер решила, что, когда она заработает свои миллионы, она сделает свой дом в точности как этот.
Вся семья шла прямо за ней, в том числе Мелисса и Йен.
— Ты взяла свои заметки? — бормотала ее мать, играя с одной из пуговиц на своем розовом твидовом костюме от Chanel, — она была одета так, будто собиралась на интервью.
Спенсер кивнула.
Она не только их взяла, она расположила их в алфавитном порядке.
Спенсер попыталась подавить ноющее чувство в ее животе, хотя запах омлета и трюфельного масла, доносящийся из столовой, не помогал.