— Где вы научились говорить по-английски, Юсуф?

— В Тунисском университете. Я окончил факультет английской литературы и цивилизации, но полгода назад был вынужден покинуть родину.

— А мне казалось, в Тунисе все налаживается.

— Жасминовая революция и свержение Бен Али не создали рабочих мест по мановению волшебной палочки, — горько сказал он. — Жить в Тунисе по-прежнему очень трудно. Молодежи, даже с дипломом, рассчитывать не на что. Я решил попытать счастья во Франции.

— У вас есть документы?

Он отрицательно покачал головой.

— Ни у кого из нас нет документов. Мы все приехали сюда на «Лампедузе» прошлой весной. Я ищу квалифицированную работу, но это практически невозможно, не имея документов. Я не особенно привередлив, но мне удалось пристроиться только к продаже сигарет. Мы вынуждены жить в мире, где царит мошенничество, где каждый за себя. И выбирать остается только между воровством, торговлей коноплей, кражей мобильников, подделкой документов и продажей сигарет…

— А куда смотрит полиция?

Тунисец расхохотался.

— Для очистки совести полицейские совершают рейды каждые десять дней. Ночь проводишь под арестом, платишь штраф и снова возвращаешься на улицу.

Юсуф шагал быстро, его ждала работа, он дорожил временем.

Себастьян с трудом выдерживал темп, заданный тунисцем. Чем дальше они шли, тем сильнее возрастало его беспокойство. Честное слово, такая удача не могла быть правдой. С какой стати его сын мог оказаться у какого-то спекулянта сигаретами за шесть тысяч километров от Нью-Йорка?

Они вышли на крошечную площадь, залитую солнцем, но провожатый тут же увлек Себастьяна в узкий темный проулок, который вел к бульвару Шапель.

— Мне очень жаль, — произнес Юсуф, вынимая из кармана нож.

— Но…

Тунисец присвистнул сквозь зубы. И тут же по бокам Себастьяна выросли еще два парня.

— Я же предупреждал: здесь каждый за себя.

Американец открыл было рот, но тут же получил удар в печень. Он попытался сопротивляться, но у Юсуфа это получилось лучше, и ударом кулака в челюсть он повалил Себастьяна на землю.

Сообщники тунисца подняли его, но лишь для того, чтобы было удобнее избивать. Себастьяну досталось по полной: локтем в поддых, удары ногами, пощечины, оскорбления. Не в силах защититься, Себастьян прикрыл глаза и старался выстоять под ударами, которые сыпались на него со всех сторон. Избиение было заслуженной расплатой и возмездием. Его крестным путем. Via Dolorosa.

Его обвели вокруг пальца, как ребенка.

А какого черта он тряс своей пачкой денег перед этими людьми? Теперь получает по заслугам. Тунисец и в глаза не видел Джереми. Зато слышал его имя, когда Себастьян разговаривал с киоскером. Когда Себастьян так беспечно достал целую пачку евро… Юсуф воспользовался его доверчивостью, и ему, Себастьяну, нет оправданий. Он само легкомыслие, беспечность и бестолковость. Он сам полез в волчью пасть. Элегантный костюм, толстый бумажник, самодовольная американская рожа — лучшей добычи не найти. Сам, сам во всем виноват.

Хорошенько отмутузив американца и забрав все, что было у него в карманах, Юсуф сделал знак помощникам. Оба мгновенно отпустили жертву и в тот же миг исчезли.

Тупая боль в затылке, разбитая губа, набрякшие веки, Себастьян с большим трудом приходил в себя. Попробовал открыть один глаз. С трудом различил вдалеке толпу пешеходов и поток машин на бульваре. С немалым трудом поднялся на ноги.

Рукавом пиджака стер кровь, которая сочилась из губы и из носа. У него забрали все: бумажник, деньги, мобильный телефон, паспорт, ремень, ботинки. И старинные часы, которые достались ему от дедушки.

Слезы бессилия, обиды, унижения закипели у него на глазах. Что он скажет Никки? Как он мог быть таким доверчивым идиотом? Неужели, несмотря на страстное желание и все усилия, нет никакой возможности отыскать сына?

Балкон нависал над садом.

Опершись на решетку балкона, Никки старалась успокоиться, вслушиваясь в мирное журчанье фонтана в мраморной чаше. Дом был окружен зарослями вечнозеленых растений, аллея кипарисов придавала этой части сада что-то тосканское. Плети дикого винограда с алыми листьями заплели всю стену, споря с жасмином, чьи белые цветы сладко благоухали, их аромат чувствовался даже в комнате.

С тех пор как ушел Себастьян, Никки бродила по номеру, изводясь от бессилия. В другое время она наслаждалась бы красотой поэтичного сада, его покоем и безмятежностью. Но сейчас чувствовала только тревогу и страх, который скручивал ее внутренности, сжимал сердце, перехватывал горло, не давая дышать.

Нет, сад не успокоил ее, она снова вернулась в номер и стала наполнять ванну.

Ванна наполнялась водой, ванная комната дымкой пара, а Никки тем временем подошла к небольшой старенькой этажерке, на которой стоял такой же старенький проигрыватель. Проигрыватель-чемоданчик, которые были в ходу в шестидесятые годы, с откидной крышкой, потому что в ней находился динамик. На той же этажерке стояли пластинки, 33 оборота, штук пятьдесят, не меньше. Никки быстренько просмотрела обложки: сплошь культовые диски: «Highway 61» Дилана, «Ziggy Stradust» Боуи, «The Dark Side of the Moon» «Пинк Флойд», «The Velvet Underground»…