— И что? — перебил он меня.

— И что? Не знаю, что ты там навоображал себе обо мне, но точно знаю: я не такая. Во мне нет ничего, что ты мог бы на самом деле любить.

— А тебе не кажется, что у страха глаза велики?

— Нет. Я непостоянная, неверная, эгоистичная. Тебе никогда не удастся сделать из меня милой, внимательной и заботливой женушки. Я никогда в тебя не влюблюсь.

— Дай мне двадцать четыре часа! Сутки! — снова попросил он. — Двадцать четыре часа, ты, я и Париж.

Я кивнула головой. Ладно.

— Но я тебя предупредила.

Он улыбнулся, как малый ребенок. Я была уверена, что он очень скоро остынет.

Я тогда еще не знала, что встретила свою любовь. Единственную, настоящую, ошеломляющую. Такую, которая дает все, прежде чем все отнять. Ту, которая озаряет жизнь, а потом сжигает ее дотла.

Едва дыша, обливаясь потом, Себастьян вошел в холл гостиницы «Гранд-отель». Ошеломленная администраторша не сводила с него глаз. Стоя посреди безупречного вестибюля, босой Себастьян с окровавленным носом и в разорванном пиджаке представлял собой впечатляющее зрелище.

— Что с вами случилось, месье Лараби?

— Ничего особенного… Несчастный случай.

Обеспокоенная администраторша подняла телефонную трубку.

— Я вызову врача.

— Не трудитесь.

— Вы уверены?

— Да. Со мной все в порядке, уверяю вас, — сказал Себастьян уже куда более уверенным тоном.

— Ну, раз вы так считаете. Хорошо. Сейчас принесу вам примочки и чего-нибудь крепкого. Если вам еще что-нибудь нужно, дайте мне знать.

— Большое спасибо.

Несмотря на одышку и боль от побоев во всем теле, Себастьян предпочел подняться на свой этаж пешком, а не дожидаться лифта.

Он вошел в номер. Никого. Во всю мощь распевали «Роллинг Стоунз», а Никки исчезла. Себастьян заглянул в ванную. Бывшая жена лежала под водой с закрытыми глазами.

Испугавшись до смерти, он схватил Никки за волосы и дернул на воздух. Никки от неожиданности громко вскрикнула.

— Что ты себе позволяешь, чудовище! Хотел снять с меня скальп? — осведомилась она, прикрывая грудь.

— Мне показалось, что ты утонула! Дурацкие у тебя шутки, черт побери! Мне кажется, играть в русалочку поздновато, ты не находишь?

Она сердито взглянула на него и тут заметила ссадины у него на лице.

— Ты что, подрался? — встревожилась она.

— Меня как следует отодрали, так будет вернее, — невесело усмехнулся он.

— Отвернись, я вылезу из ванны! И не смей за мной подглядывать!

— Напоминаю, я тебя уже не раз видел голышом!

— Видел! Но в другой жизни!

Отвернувшись, он подал ей купальный халат. Она завернулась в халат и накрутила на голове тюрбан из полотенца.

— Сядь, я тебя полечу.

Пока она промывала ему ссадины и царапины мыльной водой, он рассказывал ей о своих злоключениях на станции «Барбес». В ответ Никки поведала ему о двух телефонных звонках: от Сантоса и загадочном из компании парижского речного пароходства.

— Ой-е-ей! — не смог удержаться он от возгласа, когда она стала прикладывать антисептик.

— Перестань верещать! Терпеть этого не могу!

— Щиплется же!

— Щиплется, щиплется! Тебе, кажется, не три года! Или я ошибаюсь?

Он искал ответ пообиднее, но тут раздался стук в дверь.

— Дежурный по этажу, — сообщил голос из-за двери.

Никки сделала шаг к выходу из ванной, но Себастьян удержал ее за полу халата.

— Надеюсь, ты не станешь открывать дверь в таком виде?

— В каком таком?

— В полуголом!

Она вздохнула, заведя глаза к потолку.

— Ты, я вижу, ничуть не изменилась! — упрекнул он ее, направляясь к двери.

— Ты тоже! — парировала она, хлопнув дверью в ванную.

На пороге стоял молодой человек в красной шапочке и форменной тужурке с золотыми пуговицами. В руках у него была груда коробок и свертков с брендами самых престижных фирм: «Ив Сен-Лоран», «Кристиан Диор», «Зегна», «Джимми Чу»…

— Получите ваш заказ, месье.

— Это ошибка, мы ничего не заказывали.