– Все можно изменить, – быстро проговорил Дерк. – Возвращайся ко мне. – В его голосе прозвучало множество противоречивых чувств: надежда, безысходность, торжество, тревога.

Гвен ответила не сразу. Один за другим она медленно разогнула пальцы и, глубоко дыша, смотрела на свои руки, поворачивая их то вверх ладонями, то вниз, словно это были посторонние предметы. Затем она оперлась ладонями о стол и резко поднялась.

– Зачем, Дерк? – Она взяла себя в руки. Голос звучал спокойно. – Чтобы ты снова мог назвать меня Джинни? Потому что я любила тебя когда-то? Потому что что-то, возможно, осталось?

– Да! Я хотел сказать, нет! Ты сбила меня с толку. – Он тоже встал.

Она улыбнулась:

– Ах, Джаана я тоже любила, и позже, чем тебя. С ним меня связывают другие узы, обязательства, налагаемые серебряным браслетом. С тобой же, Дерк, нас связывают только воспоминания.

Он стоял и выжидающе смотрел на нее. Не получив ответа, Гвен направилась к выходу. Он последовал за ней.

Робот-официант догнал их и загородил проход. У него было невыразительное лицо на металлической яйцевидной голове.

– Мне нужен номер вашего фестивального счета.

Гвен нахмурилась.

– Лартейн, Айронджейд, 797-742-677, – резко ответила она. – Запишите оба обеда на этот счет.

– Зарегистрировано, – сказал робот и отошел. Позади них зал ресторана погрузился во тьму.

Голос держал их тележку у выхода. Гвен распорядилась отвезти их обратно к посадочной площадке, и тележка помчалась по окрашенным в яркие тона коридорам под веселую музыку.

– Чертов компьютер уловил напряжение в наших голосах, – рассердилась Гвен. – И теперь старается нас развеселить.

– Не очень-то чистая работа, – с улыбкой сказал Дерк и добавил: – Спасибо за угощение. Перед полетом сюда я поменял стандартные деньги на фестивальные, но, боюсь, их не много.

– Айронджейды не бедны, – ответила Гвен. – В любом случае на Уорлорне не на что особенно тратиться.

– Гм… я прежде тоже так думал.

– Это единственный город, продолжающий функционировать по фестивальной программе, – пояснила Гвен. – Все остальные закрыты. Раз в год Эмерел посылает человека за счетами из банка данных компьютера. Хотя скоро стоимость полета превысит получаемую выручку.

– Удивительно, что это еще не произошло.

– Голос! – окликнула Гвен. – Сколько человек проживает в Челлендже на сегодняшний день?

Стены ответили:

– В настоящий момент в городе постоянно проживают триста девять человек и гостят сорок два человека, включая вас. Если желаете, можете тоже поселиться здесь. Цены вполне разумные.

– Триста девять человек? – удивился Дрек. – Где?

– Челлендж может вместить двадцать миллионов человек. Рассчитывать на встречу довольно затруднительно, но они действительно живут здесь. В других городах тоже есть жители, хотя и не так много, как в Челлендже. Здесь легче и удобнее жить. Смерть тоже будет легкой, если охотники Брейта решат охотиться в городах вместо лесов, чего Джаан серьезно опасается.

– Кто они? – допытывался Дерк, будучи не в состоянии унять любопытства. – Как они живут? Я не понимаю. Ведь содержание Челленджа должно быть очень дорого – целое состояние в день.

– Да, огромное количество энергии расточительно расходуется впустую. Но это и было основной идеей сооружения Челленджа, Лартейна и проведения Фестиваля. Вызывающе бессмысленная трата средств для того, чтобы доказать, что Окраина богата и сильна, показать в таком масштабе, какого еще не знало человечество, – целая планета обустроена и брошена. Понимаешь? Что же касается Челленджа, то вся его жизнь теперь проходит впустую. Город питается от термоядерных реакторов, их энергия используется на фейерверки, которых никто не видит. Каждый день машины собирают огромные урожаи, но лишь крохи его съедают те немногие, кто остался здесь после Фестиваля: отшельники, религиозные фанатики, потерявшиеся дети. Каждый день в Маскал отправляется лодка за рыбой, которой там давно нет.

– Голос не переделывает программу?

– В том-то все и дело! Голос – кретин. Он не может по-настоящему думать, не может себя программировать. Эмерельцы хотели поразить всех, и, несомненно, Голос производит большое впечатление. Но в действительности он очень примитивен по сравнению с компьютерами Академии на Авалоне или Искусственным Мозгом Старой Земли. Он не может думать и вносить поправки. Он делает то, что ему велено делать, а эмерельцы велели ему продолжать функционировать, противостоять холоду, сколько возможно. Вот он и выполняет приказ.

Гвен подняла глаза на Дерка.

– Как ты, – сказала она. – Он продолжает настаивать, когда настойчивость уже давно утратила всякий смысл, продолжает борьбу, когда все уже мертво.

– Вот как? Но до тех пор, пока что-то живо, надо бороться, – возразил Дерк. – Это важно, Гвен. Иначе не может быть. Я даже уважаю его, хоть он и редкий дурачина, как ты говоришь.

Она покачала головой:

– Это в твоем духе.

– К тому же, Гвен, ты слишком быстро все хоронишь. Уорлорн умирает, но пока еще жив. И мы… на нас тоже еще рано ставить крест. Я думаю, ты должна обдумать то, о чем мы говорили в ресторане. Подумай обо мне и Джаане. Постарайся понять, что у тебя есть для меня, что – для него. Так ли уж тяжел браслет на твоей руке? – Он указал на него. – Реши, какое имя тебе нравится больше, вернее, от кого тебе хочется слышать твое имя? Понимаешь? А потом скажешь мне, что мертво, а что живо!