Паясничая, я напомнил с укором Вике тот прекрасный день, когда он вёз красную рыбу с Камчатки и наивно надеялся довезти её до Киева. Но в Москве у Лунгиных рыбу перехватили и, позвав близких друзей и соседей, умяли её за считаные минуты.

– Точно так ели, как ты сейчас, Витька! – с тоской по родине промолвил В.П. и побежал за фотоаппаратом, увековечить…

Первое время писатель щеголял по квартире в махровом банном халате поверх домашней одежды, на манер английского эсквайра, выкроившего время отдохнуть в курительной комнате. Бывало, что и гостей в нём принимал. Приводя в негодование Милу, утверждавшую, что до приезда советских диссидентов такого позорища Парижу и не снилось.

Наконец ею был куплен в подарок Виктору Платоновичу халат явно поприличней, ставший излюбленным атрибутом домашнего уюта.

Вторым признаком уюта было чтение вслух. Читались любимые рассказы Тэффи.

Вика усаживался с книжкой и, оглядев стол, начинал красиво читать. Первым всегда шел «Городок» – о парижских русских после революции.

«Общественной жизнью интересовались мало. Собирались больше под лозунгом русского борща, но небольшими группами, потому что все так ненавидели друг друга, что нельзя было соединить двадцать человек, из которых десять не были бы врагами десяти остальных. А если не были, то немедленно делались».

– Ах, как это знакомо! – радостно злопыхали гости.

«Жители городка любили, когда кто-нибудь из их племени оказывался вором, жуликом или предателем. Ещё любили они творог и долгие разговоры по телефону. Они никогда не смеялись и были очень злы».

Некрасов замолкал и со сладкой улыбкой взирал на нас – ну, какое чудо!

Рассказчиком он был из ряда вон! Он мог долго, очень занятно, с подробностями говорить о своих встречах, путешествиях, визитах. О книгах, фильмах, замках, пляжах, аэропортах и вокзалах. Я слышал от пары-тройки критиков, что Некрасов не был таким уж эрудитом. Смотря кто об этом судит! Я знаю одно – все искали его общества, для беседы или просто узнать мнение. Знатоки литературы с удовольствием обсуждали с ним книги. Почитаемые мастера кино говорили как с равным о фильмах. Историки дотошно обсуждали события, а понимающие в архитектуре – рассуждали о модерне, рококо или пламенеющей готике.

Надо сказать, что повидать Виктора Платоновича приходили выдающиеся российские говоруны, краснобаи и златоусты. Актёры Зиновий Гердт, Всеволод Абдулов, Вениамин Смехов, Иннокентий Смоктуновский, Игорь Кваша, да всех я сейчас уже и не упомню.

Кваша потрясно рассказывал всякие театральные истории, вспоминал московские встречи с В.П., ужасно смешно копировал Брежнева. Вика хохотал наравне со всеми. Игорь оставил о себе особо благоприятное впечатление, искренне похвалив меня за мой рукописный альбом «Свои сто грамм». Смехов был менее напорист, частенько с чувством засматривался на свою красивую и молодую жену, но житьё театра на Таганке расписывал бесподобно и, выскочив из-за стола, разыгрывал сценки с участием воображаемого Юрия Любимова. Смоктуновский за чаем вёл себя незаметно, тихим голосом обстоятельно плёл рассказы, шутил с достоинством. Долго вспоминали с Некрасовым фильм «Солдаты», где Смоктуновский впервые снялся в кино, а Вика сыграл пятисекундную роль пленного итальянца!

Известный советский актер, а потом парижанин Лев Круглый первое время слегка робел и сидел по большей части молча. Был застенчив, как бутон розы. Несмотря на то что уже до эмиграции погромыхивал в кино и сверкал в театре.

Актриса московских театров Наташа Круглая-Энке на этих встречах транжирила свой божий дар на весьма натуральное изображение моей мамы, вечно волновавшейся по пустякам, рассеянной и доброй, обременённой собачкой-психопаткой Тусей.

Лёва с Наташей при первой возможности приглашались к Некрасовым на ужины или чаепития. Мама их очень-очень любила, расхваливала всем и любовалась ими. Действительно, приятнейшие люди, нежно за мамой ухаживавшие и с какой любовью помогавшие ей!

Лёва пил мало, как кошечка. Наташа же, ахнув пару-другую рюмашек, мило смеялась, чаще шутила и вела себя по-свойски. Пообвыкнув, Лёва и сам начал блистать монологами о столичной театральной жизни, чем чрезвычайно привлёк к себе Вику. Мама была счастлива, что мы наконец по достоинству оценили её драгоценного Лёвушку…

Круглые недавно вернулись из Мюнхена, куда их пригласили пару лет назад на постоянную и очень денежную работу на «Радио Свобода». Что с них возьмёшь, шушукались в Париже, артисты и останутся артистами, ума большого от них не жди! Бросить такую кормушку и вернуться нищенствовать!

– Понимаете, Виктор Платонович, – пылко говорила раскрасневшаяся Наташа, – невозможно там жить после Парижа! От тоски задыхаешься!

Вика понимал прекрасно…

– Ст'oит сегодня к нам зайти! – настойчиво приглашал по телефону В.П. – Придет Зяма Гердт. Захватите табуретки!

Зиновий Гердт в войну тоже, как и Некрасов, был сапёром.

В начале вечера они попытались было повспоминать о боевом прошлом, но быстро умолкли, смутившись нашими недовольными физиономиями.

– Потом договорим, когда не будет этих шпаков! – сказал Некрасов.

Зяма начал острить…

Гердт лучился, рассыпался в шутках и побасенках, любо-дорого! Не ленился подниматься со стула, чтобы подчеркнуть пантомимой свои чрезвычайно смешные истории. Жена напоминала ему: расскажи то, а теперь это. А как ты ходил своей мордой торговать, выпрашивать в гастрономе дефицитную колбасу! И Зяма с радостью изображал, описывал и входил в образ перед благодарными слушателями… С Гердтами мы потом ездили под Фонтенбло.