– Завтра на работу, – пояснила она.

– А мне уже никуда не нужно, – он как-то смущенно улыбнулся и развел руками. – Вот только на пенсию вышел. Скучно и одиноко. Жена уж лет пять как умерла. Инфаркт. Деток нам Бог не дал. Вот и маюсь в одиночестве. Раньше хоть работа спасала, а теперь и попроситься обратно некуда: завод закрыли. Раньше технику ремонтировали, а теперь новый хозяин собирается пепси-колу делать. Да какая у нас в стране пепси-кола? Однако он счел, что ее производство даст большую прибыль. Поживем – увидим, – он положил ей руку на плечо. – А ты заходи, когда время будет. Ты же ведь тоже одинокая. Мужа твоего я помню, царствие ему небесное. Хороший был парень.

Возвращаясь домой, Лена, по ее словам, не знала, зайдет ли еще к Ивану Тимофеевичу – так звали соседа, но зашла. И снова они пили чай и разговаривали о жизни. Вопрос о замужестве возник, когда пьяные напали на нее еще раз. Иван Тимофеевич подоспел и теперь, потом пригласил к себе и неожиданно даже для себя сказал:

– А что, если нам пожениться? Если хочешь, после свадьбы пальцем тебя не трону. Твоя обязанность – убирать, стирать да еду готовить. А я на тебя квартиру перепишу… Сколько еще протяну – одному Богу известно.

Скобина немного подумала и согласилась. Они расписались без гостей и потом возвратились в квартиру. Муж сдержал слово: переписал ее на Елену и вскоре переселился в мир иной. Рассказывая свою историю на суде в тот момент, когда ей дали слово, Елена плакала и божилась: в смерти Ивана Тимофеевича она невиновна. Не призналась Скобина и в убийстве второго мужа, с которым познакомилась в сквере летним вечером. Сначала они просто пообщались с пожилым мужчиной, коих там было множество, потом еще несколько раз пересеклись с ним, затем он пожаловался на одиночество и на то, что очень болят ноги, а продукты кончаются, и Елена предложила свою помощь. Судья задал вопрос: почему он не просил соседей помочь ему по хозяйству. И на это Елена ответила, что ее будущий муж заявил: дескать, они такие мелочные и нечистые на руку. Одни запросят за обычный поход в магазин немыслимую сумму, другие купят по дешевке некачественные продукты, а деньги заберут себе. Прокурору тоже показалось странным, что так боявшийся соседей человек вдруг доверился незнакомой женщине, однако Скобина гнула свою линию. Так она вошла в дом к очередному мужу, который, расписавшись с ней и оставив завещание, благополучно почил. Со следующим супругом Скобина встретилась на пляже. Он не купался в речке, а просто сидел на лавочке и с тоской смотрел на отдыхавших. Лена подсела к нему якобы просто передохнуть после купания, потом завязался разговор, пожилой мужчина тоже пожаловался на одиночество, а чем закончилось дело – не нужно было и договаривать. После ее рассказа прокурор просто пел соловьем и сыпал доказательствами. Черная вдова впервые просчиталась и поверила мужу на слово. А дедушка вовсе не был абсолютно одиноким: у него имелся родной племянник. Они никогда не ладили только из-за того, что старик хотел, чтобы племянник бросил свою работу в соседнем городе и вместе с семьей переехал к нему. Однако племянник отказался. Сначала он отправился в Приреченск, разведал обстановку насчет работы, а потом заявил: мол, о переезде нет и речи. Пенсия у дяди самая обычная, а у него двое детей и жена. Всем на эти деньги не прожить. Впрочем, имелись и другие причины. Присосаться к старику всей семьей – это выглядело неприлично. Дядя остался недоволен. Он еще при живой жене привык жить так, как ему нравилось. И поэтому племяннику был поставлен строгий ультиматум – или он переезжает и решает вопрос с деньгами как угодно, или квартира ему не достается. Парень посоветовался с женой, и они решили остаться. Прокурор поинтересовался: а если бы они рискнули сорваться с места, сдать свою квартиру и все же переехать к дяде, не лучше ли это было бы для всех? Племянник замотал головой и ответил: мол, они с супругой знают очень много случаев, когда старики срывали своих родных с мест, селили их у себя, а потом на них что-то находило, и они ссорились, как говорится, в пух и прах. Между прочим, в проигрыше всегда оставались молодые. Вот почему он счел нужным остаться дома, однако наведывался к дяде и регулярно звонил. Во время одного из таких звонков дядя ответил: больше в общении нет надобности, потому что он женился на молодой женщине и желает отписать квартиру ей. Племянник, естественно, испугался и рванул в Приреченск. Он почему-то почуял неладное. Дядя встретил его холодно и не скрывал желания поскорее спровадить родственника. При нем он всячески демонстрировал заботу о новой жене, а она смотрела на племянника глазами хищного зверя. Перед отъездом родственник попробовал уговорить старика хотя бы быть осторожнее, не переписывать на нее жилплощадь сразу, немного подождать или даже блефовать: сказать, мол, я все оставлю родне, чтобы увидеть ее реакцию, однако дядя не хотел и слушать. Под конец он выгнал родственника из дома, и на том общение закончилось. О смерти дяди племянник узнал от соседа и приехал, когда тело было предано земле. Тогда он пошел к молодой вдове и стал расспрашивать, отчего умер дядя. Та охотно пояснила: сердечный приступ, и случился он, к несчастью, тогда, когда она была в магазине. Это показалось родственнику подозрительным, и он отправился в прокуратуру и заявил: дело нечисто. Можно поднять все амбулаторные карты старика и увидеть: на ноги он жаловался, а вот на сердце – нет. Племянник умолял эксгумировать тело и даже был готов понести необходимые расходы. Один из следователей счел его рассказ заслуживавшим внимания (тем более ему обещали заплатить) и стал ковыряться в прошлом вдовы. Ему показалось странным, что двое ее прежних мужей умерли от подобных сердечных приступов. Впрочем, удивительным было еще и то, что она искала именно одиноких старичков с квартирами. На счастье племянника, следователь очень жалел пожилых людей, так пострадавших от государства, и всеми силами желал им помочь. Вот почему он поднял все свои знакомства, убедил в своей правоте нужных людей и получил разрешение на эксгумацию. Елена противилась, как могла, однако следователь предъявил ей положение, по которому эксгумация разрешалась: а) когда возникает необходимость осмотреть труп; б) когда возникает необходимость предъявить труп для опознания; в) когда возникает необходимость провести судебно-медицинскую экспертизу трупа в связи с тем, что первичное судебно-медицинское исследование трупа не производилось. Сунув вдове под нос документы, он вынес постановление о возбуждении перед судом ходатайства о разрешении извлечения трупа и это разрешение получил. Несчастного мужа после процедуры повезли на вскрытие, и тут выяснилось: старику помогли умереть. Судмедэксперт оказался дотошным и проверил ткани трупа на все препараты, которые могли вызвать сердечный приступ. Ему повезло. Старика умертвили при помощи атропина, алкалоида, который сохраняется в тканях трупа до двух лет. Скобину, естественно, тут же привезли в прокуратуру, и она клятвенно заявила: ни о каком атропине даже не слышала. А вот племянник мог отравить дядю. Когда он приезжал в гости, они говорили на повышенных тонах. Родственник кричал на старика, дескать, тот совсем выжил из ума, если собирается оставлять квартиру молодой жене. Они страшно рассорились, и ее муж даже запретил называть имя своего родственничка. Но однажды она услышала, как муж с кем-то общается по телефону, и поняла: с племянником. Он несколько раз назвал его по имени, потом объявил, что не сердится и ждет его в гости. При ней молодой человек не приезжал, однако она человек занятой, хотя и не работает. То есть родственник мог заявиться и без нее, отравить дядю, умчаться к себе, а потом заявить на нее, бедную женщину. Племянник же клялся, что после того разговора они с дядей больше не общались и в Приреченск он не приезжал. Следователь не сомневался в виновности Скобиной, однако на всякий пожарный проверил причастность молодого человека и не нашел никакого подтверждения, что в день дядиной смерти тот был в городе. Чтобы быть уверенным на все сто, он получил разрешение на эксгумации трупов ее пожилых мужей, и в их тканях тоже обнаружили атропин. Теперь ее виновность не вызывала сомнений. Кроме того, разыскали человека, который доставал ей это лекарство, – медсестру Валентину, ее подругу по поселку. Валя клялась, что не знала, зачем Скобиной атропин, та говорила: мужу для лечения язвы желудка, и женщина верила. Под напором таких улик судья вынес обвинительный приговор. В последнем слове Скобина сначала снова отрицала свою вину, говорила о каком-то роковом стечении обстоятельств, а потом словно сорвалась с цепи и обрушила на голову прокурора и судьи поток брани и угроз. Под конец Елена заявила: она обязательно отомстит всем, кто причастен к ее смерти, явившись с того света даже через пятнадцать лет. Женщина кричала, что после всего ненавидит мужчин, которые, даже будучи трупами, свидетельствовали против нее, и поэтому станет убивать всех подряд, особенно молодых и красивых. На ее слова и своеобразную логику не обратили внимания. Апелляцию отклонили. Приговор суда вскоре вступил в силу. Преступлениям черной вдовы положили конец.

Прочитав материалы дела, Киселев вздохнул:

– Ну и стерва! Жаль, что сейчас отменили смертную казнь.

– Ты лучше скажи, нашел ли какую-нибудь зацепку в деле нашей вдовы? – поинтересовался Костя. – Ведь не думаете же вы все, что Скобина действительно явилась с того света и выполняет свою угрозу?

– Не думаем, – покачала головой Катя. – Кто-то знал о деле Скобиной, причем в деталях, например, где находятся квартиры, которые достались ей после смерти мужей, и если это человек не сумасшедший, то очень ловко все подстроил, используя ее образ, перемешанный с легендами, и преследуя какие-то свои цели. Ведь Елена никогда не носила черное, но, наверное, именно такой бы она явилась с того света.

– А цели этой преступницы, если, как ты выразилась, она не сумасшедшая? – спросил Киселев.

Журналистка закусила губу. Скворцов пожал плечами и ответил вместо супруги:

– Возможно, это месть Бучумову. Найденов попался под горячую руку, чтобы запутать следствие и отвести внимание от Романа. У нас были сотни таких дел, когда труп прятали среди других трупов и затевали множество преступлений ради одного-единственного. Разве не так?

Киселев поморщился:

– Думаешь, Николаева?

– Не знаю, – отозвался Костя.

Зорина еще раз перечитала речь Скобиной.

– Знаете, ребята, кажется, я выяснила, что общего между Бучумовым и Найденовым. И мы не раз обращали внимание на это общее, просто не брали в голову. За это у нас еще не убивали.

Мужчины подались вперед:

– Что ты имеешь в виду? Мы ничего не могли пропустить.

Юрка Мамонтов ехидно усмехнулся:

– А сейчас, вероятно, пропустили.

– Вы неоднократно говорили: и Бучумов, и Найденов – оба молодые и красивые. Обратите внимание на слова Скобиной. Она пригрозила, что вернется с того света и примется убивать молодых и красивых.

Сыщики и прокурор переглянулись.

– Бред какой-то, – Юрий изумленно посмотрел на Катю. – И ты веришь в эту чушь?

– А вы видите другую связь между ними? – поинтересовалась Зорина.

– Возможно, пока не видим, но то, что ты сказала… – Павел развел руками. – И потом, если ты права, мы не сможем предотвратить другие убийства, которых, как тебе известно, намечается самое меньшее три. Не возьмем же мы под охрану всех молодых и красивых в Приреченске.

– Но ведь ты же сам утверждал: кое за что можно зацепиться, – парировала журналистка. – Во-первых, побеседовать с хозяевами квартиры, куда являлась эта черная вдова, и взять их ключи на экспертизу. Если выяснится, что с них делали слепки, вероятно, они вспомнят, где и при каких обстоятельствах у них могли позаимствовать ключи. Во-вторых, нужно прошерстить всех, кто в свое время имел отношение к делу черной вдовы, и поинтересоваться, кто знал о ней в подробностях. Разумеется, Паша, мы никак не оповестим жертвы о грозящей им опасности, но обезопасим их, если поймаем преступницу. Когда наконец вернется наш пропавший Петя, пусть еще раз свяжется с психиатром, и тот составит психологический портрет убийцы.

– Верно, – кивнул Скворцов. – Ты только забыла про свое свидание с Николаевой.

– Сделаю, как вы просите, хотя считаю это потерянным временем, – откликнулась Катя. – Она мне кажется слишком разумным человеком, чтобы убивать своего любовника.

– Поживем – увидим, – бросил Павел. – Знаешь, Катерина, слышал я об одном таком интересном случае. Работал у нас в Приреченске молодой парикмахер. И вот задумал он жениться, подыскал красивую девушку, работавшую в другом салоне маникюршей. На свадьбе случилась одна неприятность. Когда жених и невеста уже поднимались на порог загса, к девушке подошел мужчина, протянул ей букет цветов и маленькую коробочку, перевязанную ленточкой. Из любопытства она сразу открыла ее, потом вскрикнула, бросила букет и убежала. Невеста вскочила в проходившее мимо такси, и поэтому ни жених, ни гости не смогли ее догнать. Наверное, она попросила водителя, чтобы повез ее проходными дворами. Затем девушку обнаружили мертвой за городом. Невеста умерла от потери крови. Кто-то проткнул ей сонную артерию иглой обычной брошки. В общем, завели уголовное дело. Жених выглядел очень расстроенным, клялся, божился: мол, его невеста не имела никаких врагов. Следователю он показался каким-то мутным, во всяком случае, чего-то точно недоговаривал. Стали за ним следить и выяснили: по вечерам он посещает одну даму среднего возраста, директора супермаркета. Мать погибшей рассказала: однажды к ней явилась дама, представилась матерью жениха и заявила, что свадьба с ее дочерью будет только через ее труп. А после ухода она не нашла свою любимую брошь, подарок бабушки, ту самую, которой убили дочь. Но у жениха мать умерла несколько лет назад, и поэтому подумали на его престарелую любовницу. Показали ее фотографию матери погибшей, и та опознала женщину, которая назвалась матерью жениха. В общем, любовницу прижали, и она во всем созналась. На суде говорила: ревность замучила, совсем с ума сошла. Возможно, и на нашу Нонну сошла ревность.