— Сыр за оптовую цену, вишневый ликер в качестве микстуры от кашля и всеобщая любовь. Никогда здесь не было такого вечера, ни в этой комнате... ни в этом доме... любовь повсюду. — Медленно Лэрри отнял руки от лица и выпрямился, глядя на Эмили, сидевшую на кушетке, моргавшую от удивления и глядевшую на него. — Может быть, в будущем я буду сожалеть о многом, что я сделал, но я никогда не буду жалеть о том, что в тот день подобрал вас на рыночной площади Феллберна.

Мгновение все дружно молчали, но вдруг полено выпало из железной корзины и упало на каменную плиту очага. Эмили, которой вдруг стало очень жарко и которая на некоторое время потеряла дар речи, поскольку задумалась над словами хозяина, которые были ей очень приятны, вскочила с кушетки и, опустившись на колени, ухватилась за необгоревший конец полена и бросила его назад, в самый центр огня. Потом, продолжая стоять на коленях, повернулась к ним:

— Наверное, время уже подходит. Пойдем и постоим снаружи?.. Нет, не ты, Люси; ты можешь посмотреть через кухонное окно. В любом случае, я забыла, что только первый гость в Новом году должен выходить на улицу.

Лэрри поднялся, посмотрел на нее, засмеялся и сказал:

— Какая ерунда! Мы все выйдем из дома. — Он сложил руку в кулак и шутливо ткнул им в Кона. — Удача зависит от нас самих, да?

— Да... Лэрри. Да, удача зависит... от нас самих. — Кон протянул руку Люси, и они вышли из комнаты, как два радующихся ребенка. Но в холле Лэрри остановил их смех, указывая на лестницу.

Библиотека располагалась под свободными спальнями, и когда дверь в библиотеку была закрыта, то звуки заглушались толстыми стенами. Но спальня хозяйки располагалась над кухней и задней частью дома. Кроме того, первая площадка примыкала непосредственно к галерее, и все звуки из холла разносились по ней. Это было еще одной причиной того, почему мистер Берч не открыл парадную дверь, а тихо прошел впереди всех в кухню. Даже там он призвал к тишине, посмотрев наверх. Потом, сняв с вешалки возле двери куртку, в которой ходил на ферму, он надел ее, вытащил из шкафа фонарь и зажег в нем свечу. Повернувшись к Эмили, Лэрри сказал:

— Закутайтесь потеплее, там холодно.

— О, не волнуйтесь за меня. Я крепкая, как лошадь.

Сегодня Эмили не называла его «хозяин» или «сэр», но она не считала, что забывается. Просто сегодня все было так естественно и обыденно, и он вел себя соответственно.

Небрежным жестом девушка сняла с крючка за дверью серую шерстяную шаль. Это был подарок ее хозяйки на Рождество, и тот факт, что Эмили повесила ее на крючок за кухонной дверью, показывал ее отношение к этому подарку.

Рождественским утром мадам Берч сказала, что у нее есть подарок для нее, и велела ей открыть нижний ящик высокого комода и найти там шаль.

— Это кашемировая шаль, — сказала она.

Ну, кашемировая или нет, но моль изрядно ее потрепала. Правда, Эмили не обнаружила этого, пока не развернула ее на кухне. Но сейчас она накинула шаль на голову, а концы обернула вокруг талии и завязала сзади. Потом велела Люси пойти и встать у кухонного окна и следить за фонарем, пока они направляются к арке, и пошла вслед за Лэрри и Коном во внутренний двор.

Ночь была очень темной, а холод промозглым, он проникал сквозь одежду и морозил кожу. Когда она достаточно заметно вздрогнула, Лэрри тихо сказал:

— Вы недостаточно тепло одеты, я же велел вам утеплиться.

Она так же тихо ответила:

— Я в порядке.

Но это было не совсем так; ее ноги дрожали, а голова кружилась намного сильнее, чем когда она выпила вторую рюмку ликера. Ого! Она что, пьяна?

Нет, конечно нет; никто не может опьянеть с двух рюмок сладкого вина. Ее отец мог выпить десять пинт и продолжать стоять прямо, как скала. Он всегда говорил, что не нужно смешивать напитки и тогда ноги не будут заплетаться.

Оставалось еще две минуты. Лэрри держал свои часы под светом фонаря.

— А мы услышим гудки пароходов из Феллберна?

— Конечно, это не так уж далеко отсюда. Если ветер дует в нужном направлении, то, я думаю, вы услышите и гудки, и колокольный звон из церкви.

Эмили стояла между ними, их руки соприкасались. Она смотрела на небо, но видела только бездонную черноту. Где она будет в следующем году в это время? Только Бог знает это, а Он не проговорится. Ой, она не должна шутить, думая о Боге. Нет, она думает, что не надо ей больше пить ликер, когда они вернутся в дом. В течение последнего часа или около этого у Эмили с головой творилось что-то странное, и она даже не знала, что еще может выкинуть. Господи, там, в библиотеке, она собиралась задрать юбки и отцепить часы от нижней сорочки и даже показать их всем. Только представьте! Удумать такое. Да еще в библиотеке и при всех. Но как это было удивительно - сидеть в библиотеке этого дома, словно она настоящая леди...

— Вот они! Вот они! Слышите?

— Да. Да. Ой, как их четко слышно, все эти гудки. О, как мне хотелось бы быть сейчас в Шилдсе... — Ей не нужно было это говорить, потому что это звучало слегка неблагодарно. Эмили поспешно добавила: — Там их так хорошо слышно, я это имею в виду. Я жила возле реки, и пароходные гудки почти сбивали вас с ног.

— Ну вот, начался новый, тысяча девятьсот третий год.

— Да, новый год. — Эмили всматривалась в Лэрри сквозь слабый свет фонаря, а он пристально посмотрел на нее. А потом она сказала: