Лисе посмотрела на доктора Проктора, фрекен Стробе и Мадсена. Потом все четверо повернулись к собравшимся и хором ответили:

— Может!

Сомнений больше не было. Близился рассвет. Солнцу, похоже, стало любопытно, что же происходит в самом малом из больших городов. Оно выглянуло из-за горизонта и заметило в служебном дворе заснеженного дворцового парка какое-то оживление. Тогда солнце поднялось еще немного, чтобы рассмотреть получше, и посветило прямо в лицо маленького веснушчатого мальчика. Он стоял во дворе, рядом с его лицом маячило еще одно, зеленоватое. Обладатель зеленоватой физиономии морщился. Вокруг выстроились солдаты, а прямо перед мальчиком и его зеленоватым товарищем стоял огромный блестящий аппарат, который солнце — не придумав ничего лучше — решило считать вафельницей, только непомерно большой.

И солнце стало подпевать песне, разносившейся этим утром над служебным двором дворца:

Булле почувствовал на лице тепло, когда солнце поднялось над каменной стеной.

— Кажется, весна в этом году пришла очень ра-но, — сказал он и закрыл глаза.

— Да, после такой весны обычно бывает необыкновенно хорошее лето, — хмыкнул Грегор и пошевелил руками в наручниках за спиной.

Булле вдруг почувствовал кожей волну жара.

— По-настоящему горячее солнце, — сказал он, не открывая глаз.

— Тепло идет не от солнца, — тихо сказал Грегор.

Булле открыл глаза. Он стоял на стуле, а напротив была установлена вафельница. Оказывается, ее пасть распахнулась и теперь смотрела ему прямо в лицо. Потрескивал жир, стекающий с решетки.

— Вы не надо бояться, — прозвучал сзади голос.

Они обернулись. Йодольф Шталер стоял за ними в облике Халлвара Теноресена, в зеленой форме и фуражке с красным околышем.

— Есть международный правила обращения с военнопленный. И там говорийт, вафельницы можно использовайт только для вафля. Я, Йодольф Шталер, очень строго соблюдайт этот правила. Поэтому вас нельзя просто так взять и бросайт вафельница…

У солдат вырвался вздох облегчения, кто-то дрожащим голосом пролепетал:

— Слава богу…

— Кто сказайт? — прорычал Йодольф, обернувшись к строю.

Все солдаты стояли, вытянувшись по стойке «смирно» и глядя прямо перед собой, не шевеля ни единым волоском, даже в носу.

— Кто-то возражайт? — крикнул Йодольф.

Никто не ответил.

— Ну? — промычал Йодольф.

Солдаты неуверенно переглянулись, один из них на пробу покачал головой. Потом еще кто-то. И наконец все они усердно закачали головами, так что стало слышно шуршание сотни стриженых затылков о сотню форменных воротников.

Йодольф отвел подозрительный взгляд от солдат и повернулся к Булле и Грегору.

— Где я остановиться?

— Вы не станете нас поджаривать… — сказал Булле, сосредоточенно стараясь сохранить равновесие на неустойчивом стуле.

— Я этого не говорийт, — заявил Йодольф. — Я говорийт, вас нельзя просто так взять и бросайт вафельница, так как вафельница можно использовайт только для вафля, а значить… Йоран!

Из-за спины Йодольфа шагнул солдат. Он держал в руке пожарный шланг. Йоран не очень тщательно закамуфлировался под солдата, из рукавов торчали волосатые павианьи лапы. Булле проследил взглядом за пожарным шлангом, уходившим в сторону палатки полевой кухни в углу двора.

— Поэтому мы сначала делайт вас вафля, — закончил Йодольф. — Йоран, приступать!

Как-бы-солдат Йоран покрутил шланг, и из сопла выплеснулась желтая толстая струя. Такая сильная, что отбросила Грегора на два шага назад.

Вскоре Гальваниус был весь облит чем-то желтым и вязким, и оно капало с него на плиты двора. Настал черед Булле. Он закрыл глаза и высунул язык, когда струя обрушилась на него. На вкус она оказалась вафельным тестом.

— А теперь мы вас поджаривайт, — засмеялся Йодольф. — Солдаты! Есть два доброволец бросайт пленник вафельница?

— Да-да! Им будет больно! Я хочу…

— Не ты, Йоран. Кто-нибудь из солдатский человек.

Йодольф обвел строй взглядом. Никто не шевелился. Было так тихо, что слышалось только пение:

— Хорошо, — сказал Йодольф. — В такой случай это делать я и ты, Йоран. Пленники, повернуться к вафельнице.

Булле повернулся и несколько раз моргнул, чтобы избавиться от теста в глазах. На дерево над дымящейся, пышущей жаром вафельницей опустилась перелетная птичка, возвратившаяся из теплых краев, и запела. «Что-то рановато ты вернулась домой», — подумал Булле. Но она сидела на верхушке грушевого дерева и пела о том, что весна немножко слишком ранняя, и ее щебетание переплеталось с пением Агнеты.