В Осло дело шло к полуночи. И тем не менее город и не думал засыпать. Шагая по Церковной улице, король смотрел на горожан, спешащих куда-то с коробками, полными продуктов, на закамуфлированные грузовики с солдатами, проезжающие мимо. У всех был жутко воинственный вид и застывший взгляд. Воинственный и как бы загипнотизированный. Самое странное, что никто его не узнавал. Он только что выпил маленькую кружку пива в пивной «Валькирия», чтобы заглушить свою тоску по любимой и навеки утраченной Розмари. Официант потребовал с него деньги, хотя король объяснил ему, что он — черт подери! — сам король! Больше того, король, страдающий от любви! А когда король попытался расплатиться шведскими кронами (за отсутствием норвежских), официант попросту вышвырнул его! Подданные его величества не узнавали своего монарха. И он не узнавал их. Это было печально. Нет, это было страшно! А ведь ему еще предстояло найти место для ночлега. Он обзвонил несколько человек, которых считал своими друзьями, чтобы попроситься у них переночевать, но они бросали трубку, едва понимали, кто говорит. Может быть, попробовать обратиться в Армию спасения? Они, кажется, дают приют бездомным…

Король вдруг заметил, что идет мимо комплекса белых каменных зданий, окруженных оградой. Здания были знакомые. Норвежское Радио и Телевидение. Отсюда каждый год во дворец приходили телевизионщики делать запись его новогоднего обращения к норвежскому народу. И ноги сами понесли его величество к белым зданиям. Дальше ноги принесли его к крутящейся двери и дальше, в корпус телевидения. К дежурной при входе.

— Я хотел бы поговорить с Калле Паппсом, — сказал король дежурной сотруднице службы безопасности, сидевшей за стойкой.

Она, как полагается служебно-безопасной сотруднице, окинула его строгим оценивающим взглядом.

— Не думаю, что ты с ним знаком. Скалле Спаппс — очень большой человек на телевидении.

— А я король, — сказал король.

Служебно-безопасная дежурная посмотрела на него поверх очков и криво усмехнулась:

— Вот как, значит, ты — скороль, дружок? Одежду взял в скостюмерной, да?

Король обратил на нее свой взгляд. Это был не всепроницающий стробовзгляд, а мягкий, сонный взгляд из-под чуть приопущенных век. Король заговорил. Монотонным назидательным голосом стал произносить слова, тягучие, как сироп при температуре минус двадцать…

— Дорогие соотечественники! Старый год подошел к концу, он принес нам много достижений и того, чем мы можем гордиться. В общем и целом дела наши идут все лучше, Норвегия является одной из самых счастливых стран мира. Мы завоевали золото в классическом многоборье по многодневному биатлону с ночевками в Телемарке, [19] а Хоннигсвог вновь признан одним из самых северных городов мира.

Служебно-безопасная дежурная ахнула.

Король продолжал говорить:

— Но минувший год принес нам также новые вызовы и задачи, которые мы должны решить в будущем году совместными усилиями всего народа…

Голова служебно-безопасной дежурной запрокинулась, но король шагнул ближе, чтобы она не уклонилась от его взгляда.

— И теперь наша задача состоит в том, чтобы избавить Норвегию и весь мир от катастрофы. Повтори.

— От катастрофы, — повторила служебно-безопасная женщина голосом лунатика.

— А потому, — продолжал король, — надо позвонить Калле Паппсу и попросить его прийти сюда.

— Позвонить Калле Паппсу, — повторила дежурная.

Она подняла трубку, набрала номер, немного подождала и сонно проговорила:

— Спуститесь сюда, Калле.

Через минуту ведущий Калле Паппс стоял перед ними.

— Скакая радость, я всегда очень рад встречаться с поклонниками, — заявил он с широкой улыбкой, хорошо известной зрителям по передачам Кон-ХОР-са, и быстро пожал руку короля. — Но мне надо бежать, у меня скоро прямой эфир…

Он остановился, потому что король не выпустил его руку.

— Послушай, отпусти, меня люди ждут…

— Дорогие соотечественники, — произнес король, и Калле Паппс уставился на него с изумлением. — Настает Новый год, и самое время с благодарностью вспомнить год уходящий…

Веки Калле Паппса отяжелели, словно на них повесили свинцовые гири.

— Сейчас ты выйдешь в прямой эфир и представишь короля, и король обратится к норвежскому народу, — сказал король.

— Король обратится к норвежскому народу, — повторил Калле Паппс.

— Прекрасно, идем, — сказал король.

За снежными заносами в самом конце Пушечной улицы в маленьком синем домике вокруг кухонного стола сидели Лисе, доктор Проктор и фрекен Стробе.

— Чуть де пропали, — сказала фрекен Стробе, едва не плача.

— Хорошо, что вы разобрались со сцеплением и передачей, — сказала Лисе доктору Проктору.

— Но совсем не хорошо, что наших Булле и Перри, похоже, завтра зажарят вместе с Грегором, — ответил он и в отчаянии запустил обе руки в свои взъерошенные волосы. — Все из-за меня.