Гавр поскуливал, очень тонко, точно свистел. Боялся. Рина обхватила его руками за шею, вжалась в него лицом и испытала глубокую убежденность, что ничего дурного не произойдет. Она была словно ребенок, спрятавшийся от пуль или от землетрясения под одеялом.

– Мы не умрем! Я тебя вытащу! Мы… мы нырнем! – прошептала она в холодную спину Гавра и на миг ощутила себя Эрихом, обнявшим бесконечно отставшую от него Яру основаниями своих белоснежных крыльев. Это был неожиданный, но четкий образ. Видимо, и Гавру передалось нечто сходное, потому что его кожистые крылья, сомкнувшись, покрыли Рину почти целиком.

Тусклую картину ночного мира размыло как свежую акварель. Мерзлая земля лопнула и расступилась, как стенка мыльного пузыря.

Восьмого марта Кирюша явился с букетом роз еще в пять часов утра и получил локтем в переносицу, потому что Лена спросонья решила, что ее будят на дежурство. Следующие полчаса ушли на заботу о Кирюшиной переносице, распухшей и скупо капавшей капельками крови.

Девицу Штопочку поздравляльщики отыскали в парке. Та бичом сшибала ягоды с рябины, ухитряясь не задевать ветвей. Издали заметив Ула, она торопливо сунула в карман плоскую фляжку и отвернулась, чтобы дышать в сторону.

– Как настроение? – спросил у нее Ул.

– Таксебенное! – хмуро отозвалась Штопочка.

– Хорошо хоть не коекакное! С Восьмым марта тебя, чудо! – сказал Ул и сунул Штопочке плюшевого мишку. Подарку она неожиданно обрадовалась. Особенно, когда обнаружила на животе игрушки большой карман. Прекрасное место, чтобы прятать сигареты и зажигалку.

– Люблю всякую такую дрянь! Очень забавно хрюкает, когда в него ножи втыкаешь, – одобрила она, после чего долго трясла Улу руку, сдавливая ее в мужском рукопожатии.

Дождавшись, пока у него восстановится кровообращение, Ул добросовестно отметил Штопочку в списке как поздравленную. Затем достал очередную мягкую игрушку и отправился на поиски Насты. Но увы. Оказалось, еще с утра она ушла с Рузей в Копытово, получив от Суповны длинный список, что купить в хозмаге. Перед этим, правда, ручкой лопаты объяснила Бинту, что, если ты мерин, это еще не повод, чтобы подкрадываться сзади и зубами пытаться снять с девушки скальп.

По улицам Копытова Наста шла на шаг впереди Рузи и всем своим видом показывала, что не имеет к нему никакого отношения, а они идут вместе просто так, случайно. Может, он ее брат, или двоюродный племянник, или мало ли какие бывают комбинации. Когда же Рузя попытался коснуться ее, Наста так его толкнула, что бедняга, пытаясь сохранить равновесие, всплеснул руками и задел водосточную трубу. А у трубы, конечно, не оказалось одного колена. И Рузя, конечно, порезал о жесть внутреннюю часть руки рядом с веной. От ужаса он побледнел, осел в сугроб, и весь остаток пути Наста тащила его на себе.

Рузя был уверен, что истекает кровью и его не спасти.

– Будь счастлива! Выходи замуж за хорошего человека, – бормотал он, обвисая на Насте как мешок с комбикормом.

– Отвали, а! – пыхтела она, пытаясь дотянуться до льва, чтобы тащить Рузю стало чуть полегче.

Но тот не отваливал, а, напротив, слабея, наваливался еще больше.

– Я никогда не был тебя достоин… Никогда, – шептал он.

Внезапно Наста остановилась и рывком сгрузила Рузю в сугроб.

– Сумка где?

– Какая?

– Которую ты нес! С мочалками, порошком?

Рузя перестал стонать. Сумку он бросил, уверенный, что умирающим она особенно и ни к чему. Наста вздохнула, вытерла снегом лицо и потащилась за сумкой.

Макар тоже поздравил бабушку с Восьмым марта. Способом экономичным и оригинальным. Ночь с седьмого на восьмое он провел дома и дал ей спокойно выспаться, хотя баба Валя все равно вставала и, прокрадываясь на цыпочках, трижды заглядывала в его комнату. Потом крестилась, что-то шептала и возвращалась к себе.

Утром он вышел из дома со скромным намерением пошляться. Всякие предварительные планы у него отсутстовали. Он знал, что доедет на троллейбусе до метро, там зайдет в ресторанчик быстрого питания, где продают острые куриные крылья, а дальше уже как сложится.

Заскочив в салон троллейбуса, Макар обнаружил, что все места, кроме двух, заняты. Одно было вполне себе приличное, но на нем уже стояла чья-то сумка. Под другим сиденьем, которое было в двух шагах от первого, трясся какой-то мотор. Причем трясся так конкретно, что с ним вместе тряслась и спинка.