Тамерлан ехал по городу на роскошном туркменском жеребце, покрытом богатым ковром. Не раз и не два Великому амиру доводилось въезжать в побежденные города. Всякому было известно, что еще со времен Чингисхана в Орде властвует военный обычай. Если город добровольно открывает ворота и соглашается платить дань, любой грабеж, любое насилие против жителей приравнивается к преступлению против хана. Османские сипахи и янычары рыскали по улицам и площадям вечного города, бросая на горожан яростные взгляды, но не решаясь открыто нарушить указ Железного Хромца. Для особо ретивых грозным напоминанием служил десяток отсеченных голов, выставленных на пиках перед императорским дворцом.

Тамерлан любовался величием огромного города, вернее остатками его величия. После нашествия крестоносцев две сотни лет назад Константинополь так и не смог вернуть себе прежние богатство и могущество. Но все же, даже в таком не праздничном виде, город потрясал красотой древних храмов, огромных цирков, стройностью колонн и величием статуй.

«Конечно, — рассуждал Тимур, — Аллах запретил изображать человека, но ведь эти прекрасные изваяния сделаны до того, как правоверные узнали о воле Аллаха, милостивого, милосердного». Он внимательно выслушивал Хасана Галаади, переводившего слова императора Мануила, любезно вызвавшегося показать владыке тартарейцев ромейскую столицу. Слушая рассказы о прежней славе кесарей-василевсов, Тимур степенно кивал, то и дело бросая взор на императора. Османы в один голос говорили, что тот, по неведомому повелению свыше, похож на самого пророка Магомета. Великий амир не мог точно сказать, так ли это, но достаточно было взглянуть на венценосного провожатого, чтобы уразуметь, что пред тобой государь.

— …позже выяснилось, что дочь Анны Комнины, Никотея, пыталась злоумышлять против василевса, желая взойти на трон вместо законного наследника, будущего Мануила I. Она уже заручилась поддержкой многих владык северных варваров, и, казалось, никто в мире не может остановить ее. Однако Господь милостью своей хранил вечный город. Она выпила из кубка, который подала ей рабыня, — рассказывал Мануил, поглаживая гриву своего коня.

— Конечно, вино было отравлено?

— О нет! — улыбнулся император. — Рабыня-персиянка действительно была известна как непревзойденная мастерица по изготовлению ядов. Но весь фокус в том, что вино как раз не было отравлено. Никотея незадолго до этого ради удовлетворения своей злобы обрекла рабыню на смерть. Однако та выжила и задумала отомстить. И не просто умертвить бывшую госпожу, она желала поглядеть ей в глаза перед смертью.

— И что же?

— Когда севаста Никотея отпила из кубка, рабыня сорвала чадру со своего лица.

— Это великий грех, — покачал головой Тамерлан.

— Может, и так. Но, увидев перед собой известную отравительницу, Никотея настолько испугалась, подумав, что вино отравлено, что яда и не понадобилось. Она умерла от неожиданного испуга.

— Поучительная история, — кивнул покоритель мира. — Всегда интересно слушать о преданности, измене и мести. Вот, к примеру, не далее как сегодня султан Баязид прислал ко мне раба с жалобой на тебя. Он пеняет, что ты убил его подданных — воинов Мир-Шах паши, и желает, чтобы ты был наказан за их смерть.

— Какова же твоя воля, Великий амир?

— Я был удивлен этим письмом, о чем и сказал султану. Мир-Шах предал его, перейдя к тебе, затем пожелал сменить хозяина и вновь предал. На этот раз и тебя, и Баязида. Ведь, опасаясь праведного гнева, он пошел не к нему, а ко мне.

— Мои люди, умеющие задавать вопросы так, чтобы услышать на них ответ, сообщили мне, что посланец Мир-Шаха побывал у Баязида, и тот посоветовал ему идти к тебе. Он надеялся, что в благодарность…

— Он надеялся, что я как обезьяна стану таскать для него каштаны из огня. Но Аллах велик. Ни одна обезьяна не живет столь долго, сколько живу я. Замысел султана для меня был так же очевиден, как то, что корабли, стоящие пред нами, пребывают в воде, а не на суше.

Он пришпорил коня, выезжая на пирс, возле которого ровным строем стояли корабли ромейского флота. Наварх, командующий морскими силами некогда великой державы, склонился перед Тамерланом, демонстрируя покорность его воле.

— Готовы ли корабли выйти в море?

— Да, о Великий амир.

— Завтра на борт взойдут леванты. [12] Вы отправитесь к Смирне.

— Но, повелитель, если мне будет позволено сказать, это невозможно. С Эгейского моря движется шторм. Очень сильный шторм. Буря может продолжаться и неделю. Корабли, а тем более корабли, полные войск, пойдут на дно. Даже если каким-то чудом эскадре удастся выйти в Эгейское море и не разбиться о скалы в Дарданеллах, там их ждет верная гибель. В Эгейском море нет места, где бы по левому или по правому борту с кормы или с носа не был виден какой-либо берег. И корабли, и люди погибнут.

— Мне рассказывали о Смирне. Покуда не будет пресечена морская дорога из Венеции туда, взять крепость невозможно. Поэтому флот должен стоять у стен этой твердыни как можно скорее. Сухопутные войска уже двинулись в путь.

— Но есть силы, которые превыше человеческих. Никто не волен изменить путь урагана. Можно лишь полагаться на милость божью и ждать…

Лицо Тамерлана помрачнело, будто наварх, походя, хлестнул его по щеке.

— Один Аллах велик, — сверкая глазами, процедил он. — И он дал мне силу повелевать. Всякий, кто противится мне, — изменник, и обречен на смерть. Завтра утром леванты будут выстроены на палубах кораблей. К полудню я и мой верный друг и собрат Мануил будем принимать парад флота на императорской каракке. А потом мы пойдем к Смирне.

— Но, друг мой, — с тревогой начал Мануил, — как же ураган?

— Урагана не будет, — сквозь зубы процедил Тамерлан и, развернувшись к свите, задал вопрос: — Кто из вас, верные мои, желает, подобно мне, отправиться к Смирне по волнам?

Привыкшие к степям лихие наездники замялись, опасаясь менять верного коня на своенравные волны.

— Я почту за честь, — негромко, но четко произнес Хасан Галаади.

Море лениво плескалось у пирса. Ветер с явной неохотой переползал с реи на рею, надувая паруса галеасов ровно настолько, чтобы корабли без труда могли совершать маневры. На легкой зыби Мраморного моря скользили быстроходные многовесельные галеры, огненосные дромоны, грозные каракки с боевыми площадками на баке и юте, полными султанских левантов.