— Да мы знаем…

— Нет! Вы спросите, — Лис угрожающе ткнул пальцем в грудь ближайшего стражника, — ибо видеть и знать — это разные вещи. Вдумайтесь! Вся гамма чувств, от сладости меда до боли укуса, запечатлилась в этом мягком, податливом субстрате. Из него можно слепить ангела, а можно — демона. Не так ли Господь в Эдемском саду экспериментировал с материалами для создания человека? Вдумайтесь в суть сакрального смысла сего святого символа. Сила сатанинская слепнет, сторонясь солнечного света, сохраненного сими созданиями…

Бургундцы все еще добросовестно пытались уловить смысл в речах Лиса, но он продолжал. Речь его звучала подобно песне вещего друида, заклинающего деревья сплясать джигу после щедрых возлияний самхейна. Еще немного, и стражники бы согласились на все, вспомнили, что занимали у Сергея в прошлом году денег и что на самом деле они — корейцы из Зимбабве. Но тут, отвлекшись от рулад своего собственного голоса, Лис поинтересовался:

— Кстати, а воск-то где?

— Вон, — обреченно вздохнул Кристоф, кивая на куст можжевельника.

— Мой мальчик, ты все перепутал. Этим растением невозможно вощить стрелы.

— Там, под ним.

Лис нагнулся и тряхнул головой:

— Что это?

— Восковые таблички.

— Кристоф! Зачем мне восковые таблички? Что я с ними буду делать?

— Рисовать. — Детинушка поднял с земли спрятанный до начала схватки предмет.

— Кто, я? — устремив на оруженосца полный недоумения взгляд, вопросил Сергей.

— Ну, я буду рисовать.

— Монсеньор, — Лис повернулся к напарнику, — твой воспитанник кучеряво живет. Того и гляди, он начнет учить нас растирать краски, подносить палитру. Или пол-литру. Я уж не помню, что там подносят. Ну-ка, дай. — Он выхватил дощечку, залитую воском, из руки оруженосца.

— Ба! Да это же принцесса Анна! Мальчик, это ты, значит, ее портрет кинжалом выцарапывал?

— Ну да, — сокрушенно признался де Буасьер, — на стилос денег не хватило. Пришлось кинжалом.

— А что, похожа!

— Я хочу видеть портрет, — послышался рядом приятный женский голос.

— Ваше высочество. — Камдил принял дощечку из рук напарника и, мельком кинув взгляд на изображение, протянул даме.

На восковой глади, опершись локтем на перила балюстрады римской беседки, в задумчивости сидела очаровательная дама с большими печальными глазами. Впрочем, может, и не печальными. Но Камдилу показалось именно так. Ее высочество приняла табличку и начала придирчиво, с видом знатока изучать рисунок.

— Это удивительно! — после напряженного ожидания сказала она. — Всего несколько минут я сидела так в беседке в конце аллеи. Пожалуй, и зеркало не отобразило бы меня лучше. Где вы учились, юноша?

— Нигде, — отчаянно смущаясь, пролепетал де Буасьер. — Я это… Ну… Как-то сам…

— Превосходно. Мне приходилось видеть фрески древних мастеров. По чистоте и точности линий ваш набросок не уступает им. Я бы желала, чтобы вы продолжили работу, — мягко, но требовательно произнесла Анна. — Вы нарисуете мой портрет.

— Но, ваше высочество, никогда прежде… — Кристоф захлопал глазами, и щеки его приобрели оттенок вечерней зари.

— У вас, юноша, врожденный талант. Я верю, творения ваших рук послужат украшением моего замка, когда я вернусь на трон родной Венгрии.

— Есть одно препятствие, сударыня, — отвлекая принцессу от возвышенных мечтаний, поклонился Камдил. — Этот юноша — мой оруженосец, а я в ближайшие дни намерен покинуть Дижон.

— Зачем? Разве вас плохо здесь приняли? — Она перевела взгляд на скучающих в ожидании стражников и жестом отослала их. — Я слышала, что вас прислал сюда пресвитер Иоанн, могущественный повелитель многих царств, император Востока, ревнитель христианской веры и много других громких титулов. Признаться, я была удивлена.

Люди моего недоброй памяти супруга, Баязида, а тем паче воины Тамерлана, искали богатейшие земли неведомого христианского царства. Но так и не нашли. Конечно, там, на Востоке, как говорят, великое множество высоких гор, неприступных ущелий и непроходимых джунглей. Где-нибудь в этих диких местах и впрямь может существовать некое государство, которое укрылось от глаз самых зорких разведчиков. Но, согласитесь, вряд ли это большое государство и, верно, силы его незначительны. Если, послушав ваши прелестные речи, Жан пойдет войной против Тамерлана и Баязида, ему не дождаться серьезной помощи от неведомого никому владыки.

— Опаснее всего как раз то, чего не видишь и о чем не знаешь. Герцог сказал мне, что намерен развернуть свое знамя и повести войска в империю, чтобы вернуть вам престол.

— Это справедливое деяние, — принцесса кивком подтвердила слова Вальдара, — и оно требует доблести, которую уже нечасто встретишь в нашем мире.

— И в предстоящей войне Тамерлан придет вам на помощь?

— В мире нет сейчас полководца более славного, нежели амир Тамерлан. Я была тронута добротой этого могущественного воина. Узнав о моей горестной судьбе, он вызвался помочь.