Мария Трофимовна опять замолчала, задумавшись. И вдруг произнесла:

– Вы знаете, мне почему-то сейчас вспомнился разговор между мужем и сыном сразу после того, как ты, Яша, родился. Я вошла в кабинет и услышала слова мужа о том, что внук появился слишком поздно, они могут не успеть все ему передать, и поэтому в Индию должен ехать Егор, он же и станет Хранителем. Когда вечером я спросила, о чем была речь, у мужа, впервые в жизни он сказал, что это не мое дело и об этом разговоре я должна забыть.

– И ведь забыла, – удивилась сама себе Мария Трофимовна, – а вот сейчас вспомнила…

– Хранителем чего? – заинтересовалась я.

– Я же вам говорю: муж не стал со мной разговаривать на эту тему.

– А кто такой Егор? – на этот мой вопрос Мария Трофимовна сначала пожала плечами, а потом сказала, что знает только одного Егора – аспиранта, который защищался у Павла Романовича. Они не раз вместе приходили к Роману Ефимовичу, работали в его кабинете c книгами – таких раритетов, что собрал муж, не было ни у кого в городе. Потом этот Егор у них на кафедре работал и в экспедиции ездил, а когда Павел погиб, занял его место во главе кафедры.

Тут в разговор вступил Яков Павлович и сказал, что прекрасно знает Егора Степнова, и подтвердил, что долгое время Павел Романович без Степнова в экспедиции не ездил. Лишь в последние годы жизни Чернова он стал брать с собой другого заместителя – Егор начал вести свою тему.

– Папа всегда считал его своим лучшим учеником, Степнов еще в аспирантуре учился под руководством отца. И сейчас именно он продолжает его дело.

– Тогда мне нужно с ним познакомиться! – решила я.

Мария Трофимовна нашла телефон кафедры, которую возглавляли ее муж, а потом и сын. Но шел уже седьмой час вечера и нам никто не ответил.

Мы решили отложить мое знакомство со Степновым до завтра и попрощались с Марией Трофимовной. Чернов пообещал бабушке заглядывать почаще, на что она только улыбнулась и перекрестила внука.

Еще во время беседы я обратила внимание на то, как Чернов почесывает руку. В присутствии бабушки я не стала спрашивать, почему он это делает, но когда мы подошли к машине, я попросила его сесть и показать мне, что его беспокоит. Когда мужчина закатал рукав, я обнаружила покраснение.

– Вы говорите, что вам что-то вкололи?

– Да, – подтвердил Чернов, – и я ничего после этого не помню.

Я предложила заглянуть в лабораторию к моему другу, попробовать узнать, что за гадость ему вводили.

Несмотря на вечернее время, эксперт Игорь Прямов оказался на месте, немного поворчав для порядка и получив заверение, что внакладе он не останется, взял кровь и пообещал через пару часов сообщить результат.

Я сообщила Якову Павловичу, что дальше расследованием буду заниматься сама. Чернов же, несмотря на позднее время, решил заехать на работу. Пришлось предупредить его, что возле работы его будет ждать дневной преследователь. Влад заверил меня, что справится, а Яков Павлович пробурчал под нос что-то вроде того, что только пусть попробуют сунуться – он лично набьет морду любому.

Дорога к его офису как раз проходила мимо дома Чернова, где меня ожидала собственная машина. Как ни досаждают тарасовские пробки, но передвигаться по городу все-таки лучше не на общественном, а на собственном транспорте. Я с удовольствием вернулась в родной «Ситроен». Правда, для этого пришлось принять некоторые меры предосторожности.

Памятуя о том, что двор, где стоит моя машина, может быть под наблюдением, я вошла туда не сразу, а сначала включила коммуникатор и прослушала запись с «жучка», так удачно прикрепленного на воротник куртки водителя, преследовавшего нас по дороге к бабушке Чернова. Записей было не очень много: парень доложил, что прибыл на место, и пару раз отчитывался по телефону, что к офису никто не подъезжал. Это значило только, что преследователь находится возле магазина «Самоделкин», и совсем не значило, что никого нет возле дома Чернова. Поэтому во двор я входила достаточно осторожно. Если кто-то здесь и присутствовал, то трудно было определить. Ну и ладно, будем надеяться, что мою машину они пока не знают. Тут во двор въехал грузовик с мебелью. Под его «прикрытием» я добралась до своего автомобиля, села за руль и осмотрелась. Хорошо, что «Ситроен» я скромно приткнула в уголке возле въезда во двор. Если кто и следил за подъездом Чернова, скорее всего, внимания на мой автомобиль, отъезжающий со стоянки, не обратил. Я совершенно спокойно выбралась из двора и направилась к Дыку. Следовало заплатить за уже проделанную работу и попросить его принимать трансляцию с «жучка», прикрепленного к куртке незадачливого преследователя Чернова. Дык все равно сидит дома, вот и пусть слушает, о чем тот говорит, а потом кратко изложит мне.

Возле двери хакера, как всегда, пришлось постоять. Только после второго телефонного звонка Дык соизволил открыть дверь.

– Ты же понимаешь – у меня процесс! – Он даже не пытался извиняться за то, что продержал меня у двери минут двадцать.

– Процесс так процесс. А меня ты чем-нибудь порадуешь? – Я не стала высказывать претензий, потому что из прошлого опыта знаю, что он просто пропустит их мимо ушей.

Конечно же, компьютерный гений не подкачал и разузнал о владельце дачи, где держали Чернова. Он выдал мне адрес, городской и сотовый телефоны Михалина, а заодно и навел кое-какие справки о нем самом.

Михаил Антонович Михалин числился предпринимателем. Покупал и перепродавал какие-то партии то одного, то другого товара. В должниках в налоговой не числился. Крупной недвижимости, кроме дачки средней руки, на которой нам с Черновым довелось побывать, имел еще квартиру в спальном районе Тарасова и старенькую иномарку. С женой разошелся, в должниках по алиментам (на двоих детей) не значился. В базе данных полиции особых нарушений за ним не числилось – пара штрафов в ГАИ за превышение скорости и один – за пьянку в общественном месте. Но он проходил свидетелем по делу Георгия Веденеева!