— Не помню уже точно. Днем, кажется, или после обеда… А что?

Александров долго сопел, как мне показалось, сердито, после чего негромко, но со значением произнес:

— Объясните, пожалуйста, каким образом мертвый человек мог дать вам какую бы то ни было консультацию?

Катерина подпрыгнула на месте, словно новость о смерти Саламатина стала для нее неожиданностью:

— Как это мертвый?! Чего мелешь-то? Ты, товарищ следователь, часом, не приболел?

«Не верю», — дружно сказали мы со Станиславским. На наш с ним взгляд, Катька немного переигрывала с удивлением. Сашка Станиславским не был, но в игру подруги тоже не поверил. Он покачал головой и с печальной улыбкой поведал:

— Когда Александра позвонила мне с просьбой узнать адрес Саламатина, я сразу насторожился…

— Ну, понятно! — усмехнулась Катерина. — Ты всегда настораживаешься, когда Санька тебе звонит.

Я отчего-то густо покраснела, а Александров, к счастью, внимания на слова этой язвы не обратил. Он продолжал говорить каким-то настораживающе-бесцветным голосом:

— … Она, конечно, сочинила очень правдоподобную историю насчет ценных бумаг. Если бы я знал вас чуть меньше, то, пожалуй, поверил бы. Кстати, девушки, примите мои поздравления! — В ответ на недоуменный Катькин писк Сашка пояснил: — Тебя, Александра, поздравляю с тем, что врать ты научилась отменно, а Катерину с тем, что ее уроки мастерства в искусстве обмана не прошли даром. Аплодисментов не надо. — После недолгой скорбной паузы, за время которой я покраснела еще сильнее, хотя, казалось, это было уже невозможно, и даже зажмурилась, чтобы не зареветь, Сашка продолжил витийствовать: — На всякий случай я связался с ребятами из Московского УВД, навел справки о Саламатине… Должен вам сказать, я ничуть не удивился полученной информации. А уж когда мне стало известно, что приятель Саламатина, он же ваш сосед, Никита Тихомиров, тоже пострадал от несчастного случая, то… Куда же вы опять вляпались, а?

— А почему сразу мы-то? — как будто бы обиделась Катерина. — Мы никого не убивали, так и знай!

— Кто говорит об убийстве? — удивился Сашка, но так ненатурально, что мы со Станиславским только вздохнули. — Впрочем, на этот раз ты права. Ребята из ФСБ уверены, что это — убийства, мастерски инсценированные под несчастные случаи.

— Из ФСБ… При чем здесь ваши смежники? — нахмурилась подруга. Связываться с контрразведкой она не любила, так как считала, что там в отличие от милиции служат настоящие профессионалы и с ними не поспоришь. Хотя что ей пугаться-то, раз не виновата? Наверное, Катька боится, что нас отстранят от частного расследования.

Следователь тонко улыбнулся:

— Так ведь покойные работали на товарно-сырьевой бирже. Тут дело пахнет промышленным шпионажем.

Я обомлела и, кажется, перестала дышать, а Катька хрипло и натянуто рассмеялась:

— Ну конечно! Шпионаж, как же иначе?! Фээсбэшников хлебом не корми, дай какую-нибудь шпионскую сеть накрыть! Это ж надо, какую чушь придумали: Никита — шпион! Ну, тогда я тоже Мата Хари, можете меня арестовывать. Смешно! И какую такую государственно-промышленную тайну Кит разгласил, а? Где завтра дождик пройдет, а где засуха светит? Или что американцы собираются наслать на русские пашни мощнейший ураган типа Катрин? — Тут Катька сообразила, что сболтнула лишнее, и умолкла, испуганно косясь на Сашку. К счастью, он не сообразил, о чем речь. Я осторожно перевела дух, а мысленно дала себе обещание при первом же удобном случае отвести подружку в какой-нибудь салон, где ей сделают на языке пирсинг, и непременно попрошу мастера, чтобы серьга в языке была как можно тяжелее, а сама операция проходила без наркоза и по возможности не менее десяти часов.

Несколько мгновений Александров смотрел на нас долгим печальным взглядом. Пока он так смотрел, я быстренько представила себя в страшных подвалах Лубянки, потом на допросе у мрачного следователя (это когда лампа прямо в лицо светит и одни и те же невразумительные вопросы задают), после чего мне захотелось все рассказать, а заодно и разрыдаться в голос. Хорошо развитое шестое чувство Катерины подсказало ей, что я готова заговорить горячо и хлопотливо, как иногда среди ночи начинает говорить унитаз, и она предпочла прояснить ситуацию самостоятельно.

— Саш, — обращаясь к следователю, сказала она, — давай я тебе все объясню…

— Ну попробуй, — великодушно разрешил следователь.

Обрадованно кивнув, Катерина приступила к рассказу. Выходило это у нее довольно занимательно и красочно. Сашка как будто бы верил, иногда задавал уточняющие и, как мне казалось, заковыристые вопросы, явно пытаясь сбить подругу с толку, но поскольку Катька говорила в основном правду, то и на вопросы она отвечала как но писаному. Говорю в «основном», потому что Катерина умолчала о некоторых незначительных деталях, как-то: об уликах, унесенных из квартиры Мишки, о явлении Макферсона народу, а также о таинственном исчезновении его остывшего тела из нашего запертого сарая. Вместе с ковром, между прочим. Решив, что Катька знает, что делает, я не стала вносить поправки в ее повествование.

… — Ну, теперь понимаешь, что мы ни в чем не виноваты? — Катерина пристально посмотрела на Александрова круглыми, а главное, честными глазами.

— Я-то понимаю, — без энтузиазма отозвался Сашка.

— И фээсбэшники поймут, — уверенно произнесла подруга, на что следователь почему-то среагировал с удивлением:

— Фээсбэшники? А они тут при чем?

— Как же… Ты сам говорил… Промышленный шпионаж и все такое… — Катька, кажется, даже растерялась.