С другой стороны, сам же противник теории наличия славянского населения на юге Восточной Европы вынужден отступить от своих позиций под давлением фактов и заявить в одном месте своего труда по поводу письма хазарского кагана Иосифа:

«Что касается третьего племени „славиун“ (славян), то его следует искать к югу, или лучше к юго-востоку от „северян“». [207]

«Искать к юго-востоку от северян» — это значит помещать славян в придонецких степях, Северном Кавказе, против чего так возражает Вестберг. Попытка Вестберга усмотреть в «Славянской реке» не Дон, а Волгу, причем не в нижнем ее течении, встретила критику в работе А. Ю. Якубовского, указавшего на неосновательность подобной трактовки. [208] Таким образом, вряд ли можно отрицать наличие славян в составе «сакалибов» на Дону и на Кавказе, правда, не в виде сплошного населения, как это предполагал В. А. Пархоменко, а в виде отдельных поселений русских, частично проникших с севера, частично выкристаллизировавшихся из более древних насельников этого края — антов. Второй вопрос, имеющий также немаловажное значение, — считали ли арабы «русь» и «сакалиба» одним племенем? Арабские тексты, относящиеся к этому вопросу, трактуются по-разному исследователями, и мы отнюдь не собираемся делать непосильную работу и пересматривать весь вопрос заново.

Вестберг, разбирая сочинения Ибрагима Ибн-Якуба, Аль-Бекри, Масуди, Ибн-эль-Атира, Ибн-аль-Варди, Ибн-Фадлана, Ибн-Хаукаля и некоторых других, приходит к выводу, что «русь» арабов — это норманская дружинная вольница, купцы-разбойники, причем «разбойничье гнездо островных русов находится на севере Восточной Европы, в стране славян». [209] Выводы Вестберга чересчур поспешны. Ибн-Хордадбех, писавший в 60-х — 70-х годах 1Хв., указывает: «Что же касается купцов-русских — они же суть племя из славян». То же утверждение мы находим и в известной «Книге стран». [210] Византийские источники IX в. уже знают «русь», проникающую на берега Черного и Азовского морей. Достаточно привести хотя бы «Жития» Стефана Сурожского, Георгия Амастридского, где упоминаются походы русов в первой половине IX в., то место из «Паннонских житий Кирилла и Мефодия», где говорится о русине, встреченном Константином в Херсонесе, у которого нашлось евангелие и «псалтирь роушькыми писмены псано», [211] указания персидского географа X в. об одном из русских племен, жившем на берегах Черного моря, [212] того же Масуди, упоминающего о русских судах, бороздящих Черное море, свидетельство кагана Иосифа о том, что русы, нападающие в 912 г. на Закавказье, — славяне, и др. Н. Я. Марр считал возможным указывать на смешение, например византийцами того времени, руси не с норманнами, а с абхазами; [213] это и естественно, если принять во внимание их сожительство на Северном Кавказе, и, наконец, как показали работы Марра, посвященные абхазо-русским связям, сходство языковое, идущее из глубин яфетического мира. Наличие «русов» — русских, т. е. славян, и в более поздние времена в Крыму, на нижнем Дону и на Северном Кавказе до XIV в. включительно, что будет показано нами далее, также является подтверждением высказанного положения. Но опять-таки ни о каких «зоологически чистых» «русах» — русских говорить не приходится: «русы» связаны со своими яфетическими собратьями — населением кавказско-причерноморского геоэтнического района; с ними они сожительствуют, скрещиваются и в конце X–XI вв., благодаря экспансии создавших свое государство днепровских русских дружинников, усиливаются, а затем, в XIV в., бесследно растворяются в более сильном и крепком туземном яфетидо-ирано-тюркском субстрате.

Не отрицая наличия в составе «руси», нападающей в IX–X вв. на Крым, Византию, Закавказье, собственно норманнов, проникающих на территорию Восточной Европы в это время и даже ранее, тем не менее мы не можем признать в «руси» исключительно норманнов, как это делает П. Смирнов, считающий «русь» арабов поволжской норманской вольницей, остатком которой была, по его мнению, пресловутая «Пургасова Русь». [214] Обычаи русов, описанные арабами, в частности известный обряд сожжения, общераспространены среди славян Приднепровья: зеленые бусы — любимое украшение русов, по свидетельству арабов, весьма многочисленны в славянских могилах. После работ А. И. Соболевского, [215] В. А. Пархоменко [216] и Н. Я. Марра [217] вряд ли можно сомневаться о проникновении приднепровских и подонских русов на юго-восток. Н. Я. Марр считал возможным соглашаться с мнениями А. И. Соболевского, В. А. Пархоменко, Д. А. Хвольсона, П. В. Голубовского, заявлявших о существовании руси — славян на берегах Черного моря. Н. Я. Марр указывает на «наличие в составе Хазарского объединения не библейских, а реальных росов, т. е. уже восточных славян». И далее, «на юго-востоке, несомненно, происходила трансформация яфетических племен в славянские, в частности, русские», [218] что и создавало, наряду с продвижением русских на юг, славянское население Тмутаракани. Вопросу о Тмутаракани Н. Я. Марр уделял большое внимание, отмечая всю важность изучения этно- и глоттогонии и истории Абхазии и Тмутаракани для всего восточноевропейского средневековья. [219] Н. Я. Марр прежде всего отмечает смешанный характер населения Кавказа, причем, по его мнению, на западе и северо-западе Кавказа основная масса племен была племенами кимеро-скифскими: колхи, иберы и др. Позднее сарматские племена занимают основную территорию Кавказа вместе с кимеро-скифскими племенами, причем сарматы становятся основным слоем на востоке (в Грузии, Армении, Азербайджане, Албании), например картвелы, тогда как на западе в древнейшую «кимеро»-«иберо»- или «тамо»-скифскую среду (иберы, колхи) попадают абхазы с их двухприродной архаической речью, сарматской по происхождению. Абхазская речь сложилась на Северном Кавказе гораздо севернее, нежели современная Абхазия, едва ли не в Тмутаракани, и это обстоятельство играет огромную роль в этно- и глоттогонии юго-востока России и в древнейшие времена и в средние века. Наличие общих этногонических корней, совместное жительство, гибридизация и взаимопроникновение, шедшие на северо-западе Кавказа, приводят к сходству русского и абхазского языков. Разрешение абхазского вопроса дает возможность подойти и к разрешению русского, хазарского и болгарского вопросов. Н. Я. Марр отмечает, что сам термин «tam», равно как и «taraqan» — «tarqan» — племенные названия, тотемные термины. «Tam» — собственно «небо», «нижнее небо» в значении «моря», что опять-таки сближает с русским «тьма», «преисподняя». На такое происхождение термина «Тамань» — «Тмутаракань» указывает и обращение в «Слове о полку Игореве» к «Тмутараканскому болвану», где «болван» выступает в качестве болгарского тотемного божества, что опять-таки подтверждает наличие в Тмутаракани «гибридного яфетического племенного образования, в Тмутаракани славянизовавшегося», [220] а в других местах в иных условиях тюркизировавшегося, иранизировавшегося или остававшегося яфетическим, как например в Абхазии. Говоря о трансформации яфетических племен в славянские, в частности русские, на юго-востоке, Н. Я. Марр замечает: «Тмутаракань IX–XI вв. не могла представить исключения из этого процесса, и вопрос именно в том, какого порядка процесс тут происходил, скрещение ли готового русского с языками пережиточного яфетического населения или перерождение местных яфетических племенных образований в индоевропейское, русское, и в какой стадии развития находится этот процесс трансформации. Несомненно, что процесс протекал и здесь, как везде, классово, в порядке влияния господствующего слоя с индоевропейской речью на яфетическое массовое население, в этих путях могло совершаться скрещение индоевропейского языка с яфетическим». [221] Мы не располагаем данными для того, чтобы проследить процесс перерождения туземных племен яфетических в русские индоевропейские, и остановимся только на втором процессе — скрещении русского элемента с туземным, главным образом яфетическим. Русский элемент при этом был пришлым, переселившимся с севера.

Здесь, на Северном Кавказе, этот пришлый русский элемент находит родственную, социально-этническую среду, в которой, по-видимому, шел и процесс трансформации яфетидов в индоевропейцев — иранцев, а затем, под влиянием антов, — в русских. Проникновение русских на Кавказ носило вначале характер передвижений, переселений антов и русификации туземных племен, связанных с антами, а позднее, с начала создания славянами в Приднепровье государства, — это проникновение стало носить характер налетов, походов, кончившихся оседанием части русских дружинников на завоеванной территории, пока, наконец, не создано было Тмутараканское княжество, феодальное полугосударственное образование.

Походы русов на южное и крымское побережья Черного моря и на Каспий относятся еще к первой половине IX в. [222] Первый поход на Тмутаракань относится к началу X в. Успешным походам русов способствовало наличие славяно-русского населения в туземных поселениях на берегах Азовского и Черного морей. Это население появилось здесь в результате поселения купцов и дружинников в городах Приазовья и Причерноморья, Наличие русских, знакомых с путями, ведущими на юг, к Причерноморью, к Византии, к Каспию и даже проживавших на юго-востоке, несомненно облегчало действия русских дружин, громивших, по «Житию Стефана Сурожского» из Новгорода, Крымское побережье Черного моря, а по «Житию Георгия Амастридского» — его южное побережье. Здесь, на юге, они воспринимали византийскую и восточную, в частности, хазарскую культуру. Результатом несомненного влияния хазарской культуры является хотя бы само наименование русского князя «каган», о чем говорят Вертинские анналы, Ибн-Росте, «Похвала» митрополита Иллариона, повествует «Слово о полку Игореве». Здесь же, по-видимому, жили русы-христиане, для которых была учреждена упоминаемая в Уставе Льва Философа (886–911 гг.) русская епархия, помещаемая в его списке 61-ой, рядом с 62-ой, аланской; и призванная обслуживать русское население так же, как обслуживала его в XIII в. Сарайская и Переяславльская епархии.

Таким образом, походы русов предпринимались или через земли далеко не с чужеродным населением, что в свое время в противовес взглядам А. А. Спицына было отмечено Н. Я. Марром, [223] или же прямо направлялись в области с русским, хотя и далеко не сплошным, населением. Так, например, в 912–913 гг., по Масуди, русы проникают на побережье Каспийского моря, в Закавказье. Через несколько лет новый поход русов — уже непосредственно на Самбарай-Самкерц-Тмутаракань. [224] Древнееврейский документ, впервые опубликованный Шехтером, говорит о нападении царя «Руссии» Хальгу, подстрекаемого византийским императором Романом, на хазарский город Самкерц. Пользуясь отсутствием в городе хазарских воинов и военачальника, раб Хашмонаи, Хальгу берет город, грабит его, но Песах разбивает Хальгу, отбирает награбленное и заставляет его напасть на своего подстрекателя — Романа. Хальгу напал на Константинополь, сражался на море четыре месяца, но флот его был истреблен греческим огнем. С остатками дружины Хальгу вернулся в свою страну, прошел в Персию (очевидно, через Керченский пролив, Дон и Волгу, как это делалось и раньше и позднее), где погибла и его дружина и он сам. [225] Таков рассказ анонимного древнееврейского документа. Хальгу-Олег — вряд ли тождественен Олегу наших летописей. Прежде всего, Хальгу-Олег — современник византийского императора Романа Лекапина, царствовавшего с 919 по 944 г. (т. е. тогда, когда летописного Олега уже не было в живых). Поход Хальгу может быть датирован либо 931–934 гг., если принять точку зрения В. А. Пархоменко, [226] либо 942–943 гг., что ближе к истине, если связать поход Хальгу с известием Ибн-Мискавейха, Ибн-Эль-Эсира, Якута и др. о нападении русов на Бердаа в 943–944 гг. Вряд ли стоит поход Хальгу-Олега связывать с Игорем и изобретать какую-то военную экспедицию дружинников Игоря в Закавказье. Хотя обстоятельства налета Хальгу на Константинополь напоминают поход Игоря, но никакого знака равенства между ними поставить нельзя, как равно и приписать Игорю поход 943–944 гг. Хальгу-Олег — какой-то самостоятельный князек-воевода, либо давно порвавший связь с Киевом и не собиравшийся возвращаться обратно, либо вовсе не связанный с Киевом туземный владыка «черноморской руси». Последнее предположение вероятнее. Если и был союз между киевским Игорем и Хальгу, то лишь временный, быть может, заключавшийся лишь в совместном походе на Византию. Нам кажется, что следует связать анонимный еврейский документ с описанием похода русов у Ибн-Мискавейха. Ибн-Мискавейх как бы начинает с того момента, когда прерывает свой рассказ еврейский источник. Захват Самкерца-Тмутаракани закончился неудачей, но русы на этом не остановились и вторглись в Закавказье, захватив богатый, цветущий город Бердаа. А. Ю. Якубовский отмечает, что это было «правильно и продуманно организованное военное предприятие, которое направляется вглубь страны, имея задачей захватить самый богатый город Кавказа. Есть все основания думать, что русы намеревались остаться там надолго». [227]

Высказанное предположение подтверждается источником: «Подступили со всех окрестных селений к ним (русам) мусульманские войска. Русы выходили против них и обращали их в бегство. И бывало не раз так — вслед за ними (русами) выходили и жители Бердаа и, когда мусульмане нападали на русов, они кричали «аллах велик» и бросали в них камни. Тогда русы обратились к ним и сказали, чтобы они заботились только о самих себе и не вмешивались бы в отношения между властью и ими (русами). И приняли это во внимание люди, желающие безопасности, главным образом это была знать. Что же касается простого народа и большей части черни, то они не заботились о себе, а обнаруживали то, что у них в душах есть, и препятствовали русам…». [228]

Походы русов, таким образом, являются не только налетом с целью грабежа, но и попыткой захватить и «освоить», как «осваивали» вообще тогда полуварвары-полуфеодалы, новые города и земли. При этом русы-воины облагают данью простой народ — «чернь», тогда как «знать» быстро смыкается со своими новыми господами и правителями-русами. Русы, страдая от болезней и подавленные количественным превосходством мусульман, погибли в неравной борьбе, пал в битве и их предводитель. Русы 943–944 гг. не норманны, вернее, не только норманны, так как отвергать наличие норманнов так же невозможно, как и утверждать обратное. Абу-Фараджи говорит о нападении в 943–944 гг. на Бердаа «алан, славян илезгов», [229] т. е. народов Северного Причерноморья, в числе которых были и славяне — русские. Не был ли предводителем русов при походе на Бердаа тот же Хальгу-Олег, смерть которого «за морем» отмечает и наша летопись, по-видимому спутав биографии двух Олегов? Вскоре русская дружина снова появляется на Кавказе. В 965 г. Святослав громит хазар, берет Саркел, Итиль, наносит окончательный удар Хазарскому каганату, последние остатки которого были добиты в 1016 г., когда, по свидетельству Кедрина, дружины русских под командованием Сфенга и византийские войска Монга разбили хазарского князя Георгия Цуло.