Главное население сел — смерды. Часть их, сравнительно небольшая, также должна была работать в хозяйстве князя, боярина, как и «челядь», и тогда они, собственно, по существу, только по происхождению были «смердами», превращаясь в крестьян того времени, когда «крепостное право раннего средневековья»… имело в себе «много черт древнего рабства». [448] Большинство же смердов еще только платило дань. Когда в среду данников-смердов проникало феодальное землевладение, что было результатом захвата или дарения со стороны князя, дань превращалась в оброк. [449] Б. Д. Греков указывает, что «в различных редакциях Печерского Патерика терминами «рабы» и «смерды» переписчики пользуются альтернативно. В «Слове о преподобных отцах Федоре и Василии» рассказывается о том, как Василий заставил бесов работать на братию. Униженные таким образом бесы «аки рабы куплены, работают и древа носят на гору». В этом месте другой вариант Патерика заменяет слово «рабы» словом «смерды»». [450] «Русская Правда» указывает на существование не только свободного смерда-общинника, но и на появление смерда феодально-зависимого. Смерды в тот период времени, собственно, уже далеко не однородная масса. Существуют еще смерды-общинники, даже не обложенные данью, но их немного. ВIX–X вв. основная масса смердов во всяком случае уже «подданные» в том смысле, что состоят «под данью», платят дань. Одновременно с этим из числа главным образом смердов пополняется контингент «челяди». В IX–XII вв. число смердов, платящих только дань, все время быстро сокращается. Вначале князья раздают своим дружинникам не столько земли, сколько дани с земель, а затем уже сама земля смерда захватывается князьями, дружинниками, дарится и раздается. Сидя на земле феодала, смерд превращается в его собственность, передается по наследству, продается, дарится, как дарится и передается любая вещь и в том числе прежде всего столп частной собственности феодальной эпохи — земля. Смерд в таком случае платит уже не дань, а оброк, в какой бы примитивной форме он ни взимался. Такой смерд из свободного превращается в феодально-зависимого, сохраняя свое старое название «смерд». Кроме того, такой путь превращения в зависимых смердов связан с экспроприацией и дарением земли князем, когда подобная участь постигает смердов целого района или хотя бы села, общины.

Если вначале господствовала раздача дани с земель и существовал «вассалитет без феодов или феоды, состоящие исключительно из дани», [451] то с XI в., а быть может и несколько ранее, ценность стала представлять не только дань, но и сама земля, обрабатываемая челядью.

Но был и другой путь превращения смердов в зависимых — это путь их закабаления. В. И. Ленин указывает, что «землевладельцы кабалили смердов еще во времена Русской Правды». [452]

Такой закабаленный смерд, в результате разорения (что могло быть обусловлено неурожаем, голодом, стихийными бедствиями, нападением врагов, грабежом дружинников и т. п.) прежде всего выходил из общины. Закабалившись, он становился закупом, рядовичем и т. п. и уже не именовался смердом. Он входил в число зависимой «челяди», выступая под этим или под более точно определяющим его положение названием.

Мы не будем специально останавливаться на положении и роли холопа, закупа, рядовича, изгоя, так как не сможем ничего прибавить к тому, что написал в своей работе Б. Д. Греков. [453] Следует только еще раз подчеркнуть, что те памятники, которыми пользовался Б. Д. Греков, особенно «Русская Правда», в значительной мере, если, конечно, какое-либо данное определенное явление не приурочивается строго к известному району, относятся и к Северской земле, что в свою очередь дает возможность считать все эти категории населения существовавшими в то время на территории Левобережья.

В развитой форме феодальное общество «Русской Правды» складывается в XI–XII вв., но уже IX–X века характеризуются зарождением феодальных отношений. Феодализм XI–XII вв. будет служить еще предметом нашего рассмотрения, а пока мы можем уже сделать некоторые выводы.

Распад родовой организации в VIII–X вв. создает поземельную территориальную сельскую общину, которая, в силу своего дуализма при начавшемся разделении труда, усилении парцеллы и росте торговли, начинает разлагаться и выделять господствующую группировку. Эта выросшая из родовой аристократии группировка не только потому, что она — родовая знать, а в силу своего экономического могущества создает первую форму угнетения человека человеком — рабство. Рабство усиливает процесс распадения общины, социальной и имущественной дифференциации и укрепляет положение господствующей верхушки, начинающей эксплуатировать окрестное население феодальным путем. В то же время отношения рабства не создали в древней Руси рабовладельческой формации. Что способствовало этому явлению? Обычно считали необходимым привлечь для объяснения подобного рода исторического процесса материалы из области внешних влияний, внешних факторов и только ими объяснить подобный диалектический скачок.

Переход от доклассового общества к феодальному в древней Руси обусловлен прежде всего существованием сельской общины. В условиях созревания рабовладельческого общества в Средиземноморье община не успела сложиться к тому времени, когда родовые отношения, под влиянием торговли и развития денежного хозяйства, разлагались и на основе патриархального рабства возникало классовое общество, общество рабов и рабовладельцев. В древней Руси торговля, ростовщичество, денежное хозяйство в период складывания классового общества, в конце VIII–IX и в начале X в., несмотря на свое абсолютное развитие, не играли столь существенной роли, как в древней Греции и Риме в стадиально ту же эпоху.

Ф. Энгельс указывает: «Для того же, чтобы рабский труд сделался господствующим способом производства в целом обществе, общество должно достигнуть гораздо высшего развития производства, торговли и накопления богатств». [454]

Род трансформируется «в локализированный микрокосм» — общину, вервь, с ее устойчивостью и застойностью.

«Где патриархальный род успел переродиться в сельскую общину, там создаются особо благоприятные предпосылки для возникновения феодализма — как путем захвата общинной земли выделившимися из среды самой же общины, но оторвавшимися от нее богатыми, военизированными и потому сильными людьми, превращающимися в феодалов, так и путем подчинения общины и обложения ее данью, превращающейся в ренту-налог в результате завоевания». [455]

В условиях существования общины ее структурная устойчивость препятствует развитию рабовладения, так как последнее потребовало бы коренной ее ломки, тогда как при феодализме она продолжает существовать, но превращается из организации свободных в организацию зависимых.

«Для сельской общины путь к феодализму значительно естественней и проще, чем путь к рабовладельческой формации». [456]

Таким образом, внутренние, имманентные условия развития общественного строя порождают на территории древнерусских княжеств из доклассового общества феодализм, а не рабовладельческую формацию. Конечно, в условиях феодального окружения Русь не могла начинать с античного рабства, но несмотря на большое значение внешних факторов, вроде влияния Византии и Хазарии на процесс складывания феодальных отношений, обусловленного втягиванием определенных слоев общества славян, финнов и т. д. в орбиту их влияния путем торговли, походов, участия в дружинах и т. д., все же первенствующее значение следует придавать именно первым, т. е. внутренним причинам.

Для Ленина не было сомнений, когда датировать развитие феодально-крепостнического строя в России. Этой датой для Ленина были времена «Русской Правды». [457] Начало крепостничества Ленин относит к IX в., т. е. ко временам образования Русского государства, но нельзя думать, что в IX–X вв. вся древняя Русь, и в том числе Северская земля, представляла собой нечто единое в смысле развития феодализма. Вокруг таких центров, как Чернигов, Переяславль, Любеч, Курск, Рыльск, Путивль, Донец, Ницаха, Гочево и, по-видимому, ряд других, имена которых до нас не дошли, создавался ранний феодальный мир. Это были типичные города — феодальные центры с дружинниками, ремесленниками, купцами, зависимым населением: челядью и т. п. [458] В определенном радиусе располагались феодальные владения и жил сельский зависимый люд. Число зависимого люда все время быстро увеличивалось, и в этом круге все более и более сокращался сектор еще свободных общинников. Степень угнетения высока, последнее близко к рабству. Эти центры окружены еще морем общин, среди которых идет автохтонный процесс выделения феодалов. Последний ускоряется включением районов, население которых ранее было обложено Только лишь данью, в орбиту влияния крупных феодальных центров. Общинник превращается в зависимого смерда, земля его экспроприируется, а господствующая знать — «лучшие мужи», «нарочитая», «старая чадь» и т. д. — при оказании покорности входит в состав дружинников князя, а при сопротивлении уничтожается. Феодализм растет вширь и вглубь, перерабатывая и уничтожая родовые отношения. В этом отношении характерны ход исторического развития и социальные отношения, установившиеся в земле радимичей, захваченной феодалами Северской земли. Те же процессы, которые шли в Северской земле, т. е. выделение ремесла, социальная и имущественная дифференциация, выделение дружинной прослойки Б. Рыбаков отмечает и у радимичей, но все шло гораздо медленнее и не столь интенсивно, как в земле северян. В работе Б. Рыбакова, к которой мы и отсылаем интересующихся подробнее вопросом о хозяйстве и социальной структуре радимичей, [459] есть указания на то, что выделение местной дружинной феодальной прослойки тормозилось тем, что результат ограбления радимичского смерда шел главным образом не в пользу дружинной прослойки, а в пользу черниговских и киевских феодалов. Несмотря на то, что полюдье отбило от местной знати объект ее эксплуатации, она сама стала входить в состав черниговской княжеской дружины. [460] Таким образом, автохтонный процесс выделения феодализирующейся верхушки идет различными путями в зависимости от степени и формы влияния окружающего феодального общества.