Илюшенко Владимир Ильич
Шрифт:
* * *
Потому что я болею И в бессоннице лежу, Я заглядывать умею В поразительную жуть. Что там веет? что там тлеет? Занавеской шевелит? Розовеет, лиловеет, На поверхности лежит. Это просто состраданье — И повсюду, и в окне. Это вера, это знанье За грехи даются мне. * * *
Кто жил с оглядкою на Бога И разум ветхий не терял, Тот не ханжа и недотрога, И не подлец, и не нахал. Он сохранил в себе искусство Глядеть на мир из-под руки Легко, доверчиво и грустно, Не умирая от тоски. Психея робкая моя, Моя воздушная идея, Перелетаю, холодея, Твои надмирные края. В жемчужной дымке восковой И в переливах перламутра Настало медленное утро, И голос светится живой. * * *
Еще земля тверда и величава, Еще на дне сосуда дремлет вера, И темных замыслов кровавая отрава Лениво плещется в глубоких полусферах, А мне уже мерещатся виденья, Встающие из грозного тумана, Настойчивые, словно наважденья В жестоком Откровеньи Иоанна. Еще надежда простирает руки, Еще грехи не требуют расплаты, Но тяжкие и медленные звуки К ушам моим томительно прижаты. Еще по рельсам бегают трамваи, Но, словно камень из пращи Давида, Душа завесу плотную пронзает И равенство кровавое провидит. Она следит, как переходит алый В багровый, пепельный… а дальше — в никуда, И посылает бедствия сигналы Из будущего в прошлое — сюда. Александровская слобода
Над слободой бессвязные стенанья, Старинных пыток честные названья И скрип оси заржавленной земной. Молился в храме, аки пес смердящий, Хозяин вещи — жизни настоящей, Замаливал грядущие грехи. Вот он в углу — юродивый, блаженный И бешеный, и необыкновенный, Поклоны бьет, коленопреклоненный, Игрою зла навек заворожен. Клубились дни татарскою ордою, Палящий ветер плыл над слободою. Измена за изменою, увы. Горели церкви золотом сусальным, Стоял закат боярином опальным, И в небеса неслись колокола. * * *
Бессовестной кавказской кривизною, Как Крёз, нечеловечески богат, Он карлик был и резкой новизною Своих идей не отличался. Рад Любому уклоненью от Закона, Он свой закон угрюмо создавал. Он яд копил и у подножья трона Сложил один большой лесоповал. Из щепок отлетевших, обнаженных Его невероятный пантеон… И стон мильонный и неутоленный Беззвучно обнимает небосклон. * * *
Плетку в руки! Плетку в руки! — И по каменным задам. Получайте для науки — Я еще сейчас вам дам! Вы зачем избили время И картинки унесли, И над местностями всеми Вой звериный растрясли? Вы куда ведете ветер? На какую благодать? Скоро жить на белом свете Вы разучитесь опять. Но пока еще не поздно, Укротите ваш тротил! Чтоб не встал товарищ Грозный И усы не подкрутил. * * *
Возврата нет. Былому — не бывать. Нельзя вернуться в солнечную Трою, Полюбоваться славною игрою На рыцарском турнире в Пуатье, Нельзя взглянуть на профиль Ариосто И на проделки графа Калиостро И вместе с Аввакумом возроптать Иль выпить лала алого с Хайамом За красноречие его калама И хорасанской розы нежный вздох. Но разве прошлое от нас ушло И не живет сейчас под нашим небом В любом углу и колесница Феба Не мчится в недоверчивой крови? Спроси себя: случайна ль связь времен? Нет, есть какой-то мировой закон В чередованье дисков заржавелых. Так надо ль в самом деле удивляться Тому, как вытекают друг из друга Век восемнадцатый, жующий пастораль, Век девятнадцатый, кующий злую сталь, И век двадцатый, бьющий без пощады?.. * * *
Нет, не хватать что попадя Сегодня я хочу — Отмыть себя от копоти, Отправиться к Врачу. Целитель мой единственный, Здоровье упаси От слякоти таинственной, Чтоб весел и красив Вступил я в воздух матовый, Округу оглядел И перед строем атомов Ничуть не оробел. * * *
Просыпайся, именинник, Выходи смеяться в сад! Пахнет розой холодильник, Дом — звездой, а ты не рад. Что ты скучный? Бог с тобою. Впереди огонь горит. Всё устройство мировое С блудным сыном говорит.