Он казался по-настоящему счастливым, когда вспоминал, как они с бабушкой любили сиживать на заднем крыльце своего дома и наблюдать за поездами, проходящими вдалеке. Все это показалось мне странным, так как мы живем в городской квартире и рядом нет никаких поездов.

Затем я спросила Билли, что произошло с его семьей и бабушкой. Он сразу же загрустил – действительно глубоко загрустил. Знаете, когда человек испытывает настоящую грусть, он не всхлипывает, только слезы катятся у него по щекам. Он продолжал меланхолически рассказывать о том, что у его близких не стало денег, чтобы содержать его.

Я спросила: «Хорошо, и куда ты тогда пошел?»

Он ответил не сразу. «У них не было денег, чтобы покупать пищу, мам. Мы ходили в продуктовый магазин, и человек из магазина давал нам хлеб. А затем однажды он заявил, что не сможет больше этого делать, так как мы не расплатились с ним. А у нас не было денег, чтобы заплатить ему. Моя прежняя бабушка начала печь пряники и давала их мне». Затем он снова заговорил о том, как они наблюдали за поездами.

Я снова спросила, что он делал после этого. Билли повторил: «У них не было денег, и они не могли заботиться обо мне. Так что им пришлось отпустить меня».

Я спросила, пошел ли он жить к кому-то другому. Тогда он расстроился и как-то странно посмотрел на меня. Затем, раздраженный моим непониманием, он повторил: «Им пришлось отпустить меня, мам».

Я сказала, что не понимаю, куда же он все-таки пошел. Он взглянул мне прямо в глаза и ответил: «Мам, они отдали меня тебе».

Меня мороз продрал по коже. Я почувствовала себя очень глупо, так как не понимала, о чем он говорит. Но у меня не было опыта в подобных вещах, и я не представляла, чего ожидать. Я не хотела ничего говорить, надеясь, что он мне все объяснит. Я спросила: «Как мы с папой получили тебя?»

«Они оставили меня умирать. Мне было семь лет, когда я умер».

«Наверное, это было очень тяжело для твоей матери?» – высказала я предположение.

«Да, они очень грустили, но они знали, что я должен уйти, так как они больше не могли заботиться обо мне».

«И как ты умер?»

«В автокатастрофе. Машина разбилась возле дилерской фирмы „Тойоты“, когда мне было семь лет».

Это заявление совершенно поразило меня. Билли никак не мог знать ни о какой дилерской фирме «Тойоты». Такое понятие, как дилерская фирма, ни в коем случае не входило в его словарь. И то, как он описал свою смерть – он был столь серьезен, – ударило меня, словно электрическим разрядом.

Я спросила Билли, не помнит ли он, где жил. Он огляделся по сторонам и сказал: «Голливуд».

Я спросила: «Голливуд, Калифорния?»

«Нет, – ответил он, – другой Голливуд, Техас». Затем он добавил: «Это случилось в 1987 году». Это очень было странно слышать от двухлетнего мальчика. Сейчас у меня есть ребенок, которому четыре с половиной года, и он до сих пор не понимает, что такое годы и летоисчисление.

Я работала в исследовательской фирме и нашла там очень подробный атлас. В нем я обнаружила маленький городок в штате Техас, который назывался «Голливуд», или «Голливуд Хайтс» – не помню точно, но главное, что слово «Голливуд» там действительно присутствовало. Еще одна сотрудница фирмы видела это название. Оно действительно было на карте.

Этот первый эпизод с Билли продолжался лишь несколько минут. Затем он вышел из этого состояния. Когда я попросила его рассказать мне что-то еще о своей бабушке, он снова стал прежним двухлетним мальчиком и ничего не отвечал мне. И это хорошо. Я больше никогда не пыталась напомнить ему об этом. Я не хочу, чтобы его голова была забита такими мыслями.

Но каждые пару месяцев на протяжении года он сам вспоминал об этом. И каждый раз он рассказывал мне в основном о своей бабушке. С матерью он был также близок, но бабушка, очевидно, значила для него больше. Он рассказывал мне самые разнообразные истории из той жизни, но каждый раз он возвращался к рассказу о том, как сидел со своей бабушкой на заднем крыльце и наблюдал за поездами. Он улыбался от уха до уха и начинал смеяться. Это были счастливые воспоминания.

Казалось, Билли никак не мог успокоиться из-за того большого мужчины из продуктового магазина, который сказал, что они больше не смогут брать хлеб. Билли все время повторял: «Он не мог понять. Он просто не понимал, что они не могут обо мне позаботиться». Он повторял этот рассказ на протяжении года, не изменяя ни одной детали. Каждый раз, говоря об этом, он описывал очень большую любовь между ним и его бабушкой.

Но воспоминания как приходили, так и уходили. Я ничего не могла сделать, чтобы возвратить их.

Заинтригованная историей Билли – его грустью по поводу бедности, рассказом о смерти «перед дилерской фирмой „Тойоты“», я спросила Пат, не замечала ли она за своим сыном странностей поведения или необычных страхов, которые могут быть связаны с его прошлой жизнью.

Сейчас, когда вы напомнили мне об этом, я могу ответить положительно, хотя раньше не обращала внимания. Каждый раз, когда мы возили его в машине, он, сидя на заднем сиденье, внимательно следил за тем, как мы держим руль. Стоило мне или моему мужу отпустить одну руку, как Билли тут же начинал кричать: «Держись двумя руками. Рули двумя руками!» и не успокаивался, пока не видел обе руки на руле. Это особенно утомляло, когда приходилось долго ехать. Я обычно отвечала: «Нет, Билли, я хочу рулить одной рукой», но мальчик не унимался и все время повторял: «Держись двумя руками, рули двумя руками», пока я не сдавалась. Мне приходилось выжидать, пока он не переставал наблюдать, и тогда я опускала руку. Он делал это от двух до трех с половиной лет. Как раз в тот период, когда он часто вспоминал о прошлой жизни. Я никогда не замечала за ним подобного ни до, ни после.