— Спокойно, дайте пройти, — уверенно раздвинул и тех, и других обнаженный до пояса Юшкин. — Я лекарь.

Он повернул парня к себе спиной, бегло осмотрел пробитую тонким древком замшу, понимающе кивнул:

— Кашлять не тянет, кровь не отхаркиваешь?

— Нет…

— Куртку снять сможешь?

— Так там же… А-а!!!

Юшкин с хладнокровием хирурга ухватился за стрелу и одним движением выдернул ее из раны. Решительно, за подол вздернул рубаху наверх, помог стянуть ее с рук.

— Не дергайся, дешево отделался. Кровью не харкаешь, значит легкое цело. Кровь течет слабо, артерии не задеты. И шевелишься как здоровый, значит и кости целы. Сейчас я твою дырку стрептоцидом засыплю, пластырем закрою и залеплю. Будет чуть-чуть больно, но до свадьбы заживет.

Росин подобрал стрелу, посмотрел на окровавленный наконечник. В расщепленное древко тонкой жилой был старательно привязана остро заточенная кость.

Мастер перевел взгляд на оперение, потом на пасущихся вокруг костра кур, но вслух говорить ничего не стал.

— Кто тебя подстрелил? — грозно спросил Длинное Перо.

— Не знаю, папа. Там тропинка за домами. Я по ней пошел, а тут…

— Может, облаву устроить? — тут же предложил Немеровский. — Поймаем мерзавца, да сами из него тир устроим.

— Их там десяток на каждом дереве сидеть может, — покачал головой Росин. — Вместо одного раненого десяток убитых получим. Думаю, нужно просто дальше двигаться.

Мастер обвел глазами поляну, убедился, что слышат его почти все и громко сообщил:

— Кто желает, доспехов может не надевать, силой заставлять не стану. Сами думайте. Теперь заканчиваем обед, и собираемся дальше. До Обухова восемь километров осталось! До «Ломоносовской» — от силы двенадцать. Часа через четыре будем в городе. Последний рывок, и все будет хорошо.

Вылетевшая из леса стрела изменила многое. Для тех, у кого они имелись, доспехи больше не казались тяжелыми — и ратники из «Черного Шатуна», и ливонцы снова облачились в броню. Индейцы уже не кичились своей способностью ходить намного быстрее тяжело нагруженных «бледнолицых» и предпочли затесаться в середину походной колонны. Правда, Росин вытребовал двух проводников, шедших первыми — уходящая в сторону Питера тропка еле различалась в траве.

Вскоре после того, как замыкающие колонну ливонцы скрылись за стеной кустарника, в березовой роще послышалось мяуканье и на поляну выехало трое русских всадников: с заводными конями, закованные в сверкающие доспехи, с висящими на луках седел шлемами и щитами. Они дружно перекрестились на купол поставленной в честь победы над нехристями часовни, после чего один указал плетью на копошащихся в углях еще дымящегося костра кур:

— Гляди, Феня, — рассмеялся он. — Твои сарацины еще и птиц не едят!

Семен Зализа, глядя на целую и невредимую часовню, перекрестился еще раз: уберег Господь. И храм свой уберег, и совесть опричника спас, и от гнева царского слугу защитил. Зализа спрыгнул на землю, взял коня за узду, подвел к воде. Дал напиться коню, зачерпнул чистой речной влаги себе. Поморщился вони, идущей от загнившей собачьей головы, вытащил засапожный нож, решительно отсек ее и закинул далеко в кусты.

— Ступай, Урак, — хлопнул опричник коня по крупу, — погуляй.

От убогих чухонских домишек шли местные людишки в своих пропахших рыбой серых полотняных портках и рубахах. Зализа двинулся навстречу.

— Здрав будь, боярин Семен Прокофьевич, — низко, в пояс, поклонились смерды.

— И ты здравствуй, Антип, — приветствовал крещеного чухонца опричник. — Рассказывай.

— Как вой твой, Семен Прокофьевич, нас о ворогах упредил, — теребя концы пояса, начал вспоминать чухонец, — так мы добро в короба покидали и в схрон упрятали. А скотину всю с собой увели. Куры только, дурные, не дались.

— Осип куда поехал?

— А на Вилы, Семен Прокофьевич. Как нас упредил, ушицы щучьей похлебал и дальше поскакал.

— А чужеземцы?

— К Кузьмину ручью подались.

— Что деяли, как себя вели?

— Ерема, — оглянулся Антип, — подь сюда!

Подбежал худосочный паренек лет пятнадцати, торопливо поклонился, едва не врезавшись головой в землю.

— Ну, рассказывай, что видел? — разрешил Зализа.

— Сперва бездоспешные пришли, шарить везде начали. Нашли корзину дяди Лабуты с уловом. Он только с затони приплыл. Стали рыбу чистить, потроха курям нашим кидать. Потом латные пришли, вон там под березой попадали. Опосля разделись и в реку полезли. Орали непотребно, — Ерема перекрестился. — Огород дяди Антипа немного пощипали, поели. Потом один бездоспешний на дорогу сунулся, его Сидорка охотничьей стрелой в спину стукнул. Они сразу бронь одели, и далее ушли.