Мальчишка задумчиво кивнул, отошел. Потом снова оглянулся:

– А не холодно ли тебе, Семен Прокофьевич?

– Спасибо, государь, тебя увидеть, так и везде хорошо!

– Вот как? А пусть будет еще лучше, – царь подошел к опричнику, и быстрым движением смахнул шубу, перекинув ее Зализе на плечи.

– Шуба, шуба царская, – завистливо зашептали по углам. – Шуба с государева плеча.

Без шубы Иван Васильевич показался Ниславу настолько щуплым мальчишкой, что он опять не удержал язык за зубами, и спросил:

– А правда, что ты в Казани самолично испугавшихся ратников на штурм города повел?

В палатах повисла гробовая тишина. Мальчишка подступил к Ниславу в упор, посмотрел снизу вверх, рассмеялся:

– Нет, служивый, такого размера шубы у меня нет! И на лесть я не падок, не старайся.

Вокруг облегченно захохотали, ломая шапки, кидая их об пол и приговаривая:

– Ох, хитер! Ну, хитер служивый...

– За ним числишься? – кивнул паренек в сторону Зализы. – Вот и служи. Воевода знатный, за ним шубу быстро выслужишь.

Царь развернулся и пошел к трону, а Нислав, все еще не веря, смотрел ему вслед. Умом он понимал, что такие же пареньки призываются военкоматами на срочную службу, что именно они одни выволокли на себе Русь из афганской, и из чеченской, и из многих других войн, что они будут держать на запоре таджикскую границу, они вцепятся в амурские острова, когда Союз рассорится с Китаем, и раз за разом будут отстаивать их от наскоков с другой стороны. И все равно никак не мог представить себе этого мальчишку с саблей наголо, несущегося во главе кованной конницы на татарский строй, или зовущего за собой бородатых, закованных в броню ополченцев на полыхающие улицы Казани.

– Ну, Нислав, своей смертью ты не умрешь, – тихо пообещал в самое ухо боярский сын Толбузин, отволакивая патрульного с центра зала в угол. Кто-то тут же попытался рассказать служивому, что именно при нем царь делал то или это, как он сам бежал следом за царем на пушки, но государь уже опустился на трон, и взмахнул рукой:

– Ведите.

Разговоры моментально стихли. Двери палат раскрылись, и двое монахов ввели третьего, в котором

Нислав далеко не сразу признал Костю Росина, что они привезли в Москву. Председатель клуба зарос щетиной, заметно побледнел и странно сутулился при ходьбе.

– Знакомец твой, Семен Прокофьевич, насколько я слышал?

– То ремесленник с деревни моей новой, Каушты, – выступил вперед опричник. – В писчую книгу включен, потому как стрелок знатный. В зимнем походе нарядом большим командовал, в поле... – Зализа сделал небольшую паузу, пережидая удивленный гомон, потом повторил: – Да, в поле. И огненную потеху епископским сотням тоже он устроил, стрелками прочими командуя. Оный ремесленник сотоварищи неведомо откуда приплыл, крепостицу на Березовом острове у свенов отбил. Там я его на службу твою призвал, государь, и пошел он на нее с радостью. И про крамолу, в иных землях услышанную, без понуждения мне рассказал.

– И на трех опросах с пристрастием от слов своих не отрекся, – закончил за опричника государь. – Так в чем крамола состоит, служивый человек Росин?

– Ведомо мне, – Костя расставил ноги пошире и теперь мог стоять без поддержки сопровождающих монахов. – Ведомо мне, что колдуны немецкие задумали заклятие на людей, сюда едущих, накладывать, дабы через месяц они черной немощью заболевали, и заражали все вокруг.

Бояре на скамье загудели, переглядываясь и громко постукивая посохами.

– И надеются они, что кто-то из приезжих до Москвы доберется, здесь болезнь распространит и она царя поразит насмерть.

– Нехристи! – вскочил ближний к трону боярин.

– Схизматики воистину в веру сатанинскую перекинулись! Ни перед чем не успокоятся, пока Москву, Третий Рим, миазмами ядовитыми не задушат!

Однако криков никто более не поддержал, и боярин, враз успокоившись, уселся на место.

– Благодарствую тебя, Константин Андреевич, за упреждение, – одной головой кивнул царь. – Какую награду ты у Руси просишь за столь важную весть?

– Установите на границах карантин, – торопливо выпалил Росин. – Чтобы всех приезжих под замком месяц выдерживали, и только потом дальше пропускали.

– То не просьба, – покачал головой мальчишка.

– То забота твоя честная о Руси Святой, и мы ее приняли. Себе чего просишь?

– Себе? – вскинул брови Росин. – Себе... – тут он вспомнил момент, который не давал ему покоя уже несколько месяцев: торговлю мехами на Новгородском рынке. Раскидывались ими промысловики, как макулатурой какой-нибудь, запросто и бездумно.