Потом открыла глаза – Варлам уже успел затянуть подпругу и заскочить в седло, да так вдарил пятками под ребра коню, что выбил воздух из его легких, заставив скакнуть с места вперед метров на семь.

– Ты чего, глухой? – растерянно пробормотала Юля. – Согласная... Согласна! Варлам!!!

Но шапка боярина уже мелькала далеко у леса, перед поворотом на ведущую к Оредежу тропу.

– Варлам! Стой! Идиот, козел, мудак безмозглый, скотина, тварь подколодная! – она со злостью пнула лежащие возле крыльца жерди, схватила нож и метнула в стену – тот вошел рядом с дверью едва не на половину лезвия и мелко задрожал. Юля еще раз пнула жердины, потом рванулась в дом и вскоре выскочила оттуда в своих старых, потертых джинсах и джинсовой куртке поверх чистой поневы. В руках она сжимала лук, из-за спины торчало оперение десятка стрел.

Девушка стремительно пересекла поселок, едва не сбив по дороге сосредоточенно волокущего охапку высохших свиных шкур маленького Архина.

– Ты чего с цепи сорвалась? – рявкнул тот, пытаясь удержать закачавшуюся кипу.

– Заткнись, застрелю!

– Э-эй, – Миша решительно скинул шкуры на землю, нагнал девушку, схватил ее за плечо. – Юля, что случилось?

– Отвяжись! На охоту иду.

– Да нет, правда, что ты в самом деле? Скажи, может разберемся вместе?

– Отстань!

– Юлька! Перестань. Мы тут все вместе, заодно. Так что нечего дурочку позаброшенную изображать! Давай, говори, что случилось.

– Варлам, сука, – лучница неожиданно всхлипнула. – Приехал предложение делать...

– Ну так что? Отказала, а теперь жалеешь?

– Согласилась! – отчаянно рявкнула спортсменка. – А он, ублюдок, как услышал: сразу на коня, и такого стрекача задал, что чуть часовню не снес.

– Сбежал? – прыснул в кулак Архин. – Так ч-чесанул?

Юля рванула из-за спины стрелу, и Миша, подавившись хохотом вскинул перед собой руки:

– Нет, Юленька! Я хотел сказать... Мне очень жаль... Он, наверно, чего-то не понял... Все будет хорошо, все разрешится...

– Уйди, убью к лепеням абачьим! – Юля опустила лук и быстрым шагом направилась к лесу.

– Да... Не хотел бы я оказаться медведем, что окажется на ее пути, – тихонько захихикал Миша, и принялся собирать шкуры.

Когда на тропинке зазвенели бубенцы и показались украшенные разноцветными лентами пары лошадей, гривы которых также красовались вплетенными в косички ленточками, то первыми сообразили о сути происходящего ливонские полонянки и ринулись вдоль дороги, обгоняя поезд из трех саней.

– Сваты! Сваты едут!

От таких воплей при деле мог оставаться только мертвый – и очень быстро почти все обитатели поселка собрались вблизи центрального двора: часовни и двух домов.

– Кого сватать-то собираются? – не понял Симоненко, развязывая фартук.

– Да уж не полонянок, наверное... – Игорь Картышев свой фартук догадался оставить в стекловарне и теперь стоял в одних портах, обнаженный по пояс – что по летней жаре было вполне естественно. Второе исчезновение племянницы он перенес более спокойно: во всяком случае, судя по записке, она ушла добровольно. Разве только серьезнее стал, более хмурым. – А кроме них у нас только...

– Знаю! – охнул Миша, хватая его за руку. – Знаю. Юльку сватать едут. Она мне сама три часа назад проболталась, что Варлам ей предложение делал, а она согласилась. Вот за ней сватов и присылают. Убей меня кошка задом: за ней!

– Черт, подъезжают уже, – Картышев растерянно захлопал себя по голому животу. – Как встречать, обычая никто не помнит? Вот, блин... И Росин в Москве... Отца еще... Никодим где? Иеромонах наш? Ищите скорее, пусть за отца будет! Блин! Хоть переодеться надо... Он-то обычай знать должен...

Полонянки остались на своих местах, с любопытством ожидая продолжения, одноклубники в панике разбежались переодеваться и приводить себя в порядок.

Санный поезд остановился перед воротами центрального двора. В первых, солидно отставя посох, увитый белыми и синими летами, сидел Зализа, в шубе с царского плеча, в горлатной шапке м горностаевыми хвостиками, в алых сафьяновых сапогах. Похоже, именно он и был в процессии старшим сватом.

Из вторых саней выбрались боярин Иванов и сыном, из третьих – бояре Батов и Абенов. Они подошли к первым саням: Зализа величественно поднялся, ступил на землю, снял шапку, поклонился вознесенному над часовней кресту, несколько раз перекрестился, принялся тихо бормотать какую-то молитву. Остальные сваты, одетые хоть и празднично, но более легко, последовали его примеру.

Спустя несколько минут опричник надел шапку на голову, подошел к распахнутым воротам, перекрестился:

– Мир этому дому, – вошел во двор, поворотил к часовне, шагнул внутрь и, обходя церквушку, по очереди крестился и молился перед каждой иконой. Икон было не очень много, но пока сваты обошли все, мину лоне менее получаса, и одноклубники успели, переодевшись и найдя прибившегося к отряду еще в Кронштадте отца Никодима, бродящего по берегу Суйды, собраться снова, на этот раз распределив роли и примерно вспомнив, кто и что должен говорить или делать. Тамара, забрав с собой нескольких полонянок, ушла на кухню готовить праздничный ужин, Зинаида осталась в доме изображать юлину мать.