– Да не нужен он никому, пойми! Я б его сам завтра выпустил! На кой он черт кому?.. Но зачем он полез в мужские дела? Не хрена ему там делать! Вот и пусть теперь посидит…

– Неужели тебе человека не жалко?

– Да какой он человек? Выбрось из головы! Когда ума нет, и говорить не о чем.

– Ну, если ты считаешь, что один умный, то, я уверена теперь, сильно ошибаешься. А Турецкий – с неприятной тебе фамилией, и я даже знаю почему, так вот он – умный. И поэтому ты его боишься. Не так, разве? Ну, хоть раз в жизни скажи правду!

– Никого я не боюсь. У меня концы чистые. А уж если кому и бояться, так это твоему Арсену. Своих баб у него, что ли, не хватает? Все на чужое зарится! Ишь, козлина старый!.. Ну, а ты – это… посылай его спокойно, ничего он тебе не сделает, я его тогда крепко приструню. Это он полагает, что через тебя на батю твоего может давить. А сам способен только слюни пускать. Да и какой он мужик? У него ж, – Привалов захохотал, – и висит-то неправильно! Ох, добьется у меня!

– Вот с ним и разбирайся, а меня оставьте в покое оба. Хватит болтать, я сейчас блевать начну! Давай, двигай отсюда!

– Все-все, ухожу… До завтра, дорогая. Иди, ложись. Я позвоню, узнаю. Ухожу, ухожу, не провожай…

Хлопнула входная дверь, и наступила тишина. Потом послышались приближающиеся шуршащие шаги. «Ну да, она ж – в тапочках», – почему-то подумал Турецкий и вдруг, словно только сейчас увидев себя со стороны, ощутил жуткое неудобство.

В дырочке стало темно, в нее вошел ключ, повернулся, и дверца шкафа открылась. И вот теперь Александру Борисовичу стало по-настоящему стыдно за себя и за свое «смиренное» поведение. Вряд ли был у него в жизни аналогичный способ, да и повод унизить самого себя до такой степени. Но, увидев смеющиеся глаза Людки, ее распахнутый халат, под которым ровным счетом ничего уже не было, он будто ожил. И тут же постарался перехватить инициативу в свои руки.

– Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?

– А ну, интересно, – она кокетливо склонила голову к плечу и посмотрела на него с явным подтекстом, понять который Александр сейчас, с ходу, вряд ли смог бы. А он постарался перевести молчаливый диалог на другие, менее неприятные рельсы:

– Я вспомнил, наверное, известный тебе, старый анекдот. – Подниматься на ноги и выходить из шкафа он вроде бы даже и не собирался, понравилось ему здесь. – Одна молодая английская леди принимала у себя любовника. Но неожиданно вернулся ее муж. Вот она того любовника и заперла в старинный шкаф, в котором хранились какие-то семейные реликвии. А муж, ни о чем не догадываясь, занялся с женой любовью. Потом они уехали ужинать в ресторан. Потом отправились к друзьям в гости, в соседнее графство. А там случилось так, что этот друг, собираясь в кругосветное путешествие, пригласил и их принять участие. Короче, прошло много лет, когда леди со своим мужем смогла вернуться в родовой замок. По поводу ее приезда собрались подруги, которых она не видела много лет, начались воспоминания. И одна из них вдруг спросила: «А ты помнишь симпатичного молодого человека? Его звали Джоном, и он за тобой одно время даже, кажется, ухаживал. Но он исчез после твоего отъезда в кругосветное путешествие. Ты не знаешь, что с ним случилось?» Леди с истошным криком кинулась к шкафу, распахнула дверцу, и оттуда вывалился скелет человека в истлевшей одежде.

– Блеск! – Людка захохотала. – Нет, не слышала! А это что, намек такой?

– Нет, я все искал объяснение известной и, возможно, тоже английской поговорки: «У каждой женщины есть свой скелет в шкафу». Понимаешь, о чем я? – он пытливо уставился ей в глаза.

Людмила, став вдруг серьезной, ответила с несколько холодноватой интонацией, не приемлющей попытки Турецкого переложить свою неловкость на ее плечи.

– А я-то, дура, подумала о другом. О том, как помочь хорошему, как мне показалось, человеку разобраться, в чем он сам никогда не разберется, и дотянуться туда, куда сам не дотянется. Извини за инициативу, – закончила сухо и, словно машинально, запахнула халат.

Александр немедленно, как из пушки, вылетел из шкафа и схватил ее в объятья.

– Прости, я совсем не собирался тебя обижать. Ты не поняла, я имел в виду себя. Вот если бы он сейчас настоял на своем, совершил свое гнусное и отвратительное дело, а потом, скажем, завтра утром, увез тебя в Испанию или куда-то там еще, я бы, чтоб не компрометировать тебя, пожалуй, как тот англичанин тоже не стал бы ломиться из шкафа. И твои родители, вернувшись из Москвы, обнаружили бы среди своей одежды высохшую мумию. А потом разыскивали бы тебя в заграничных странах, по всяким там Испаниям, Италиям и Швейцариям, чтобы выяснить, какой конкретно музей восточных культур ты ограбила. И вот бы ты тогда удивилась, а!.. Или так бы и не вспомнила, как мумия оказалась в шкафу? Между прочим, и это похоже на женщин, – забывчивость. К примеру, пришел вот молодой и очень интересный мужчина. Скажем, я. У тебя возник закономерный вопрос: зачем он явился? Чего ему тут надо? Рядом с моей спальней?

Она обмякла в его руках. Подняла голову, пытливо посмотрела в глаза, натянуто рассмеялась и прошептала:

– Ловко выкрутился. Ладно, мумия, пойдем делом заниматься, а то у меня, и вправду голова от вас от всех разболится…

Как ни уговаривала и ни успокаивала его Люда, Александр ушел до рассвета: долгого вечера и половины ночи, полагал он, им было вполне достаточно. Людка, видимо, так не считала. Она вообще, словно желая загладить неприятные впечатления о вечерних событиях, старалась с такой неистовой силой, что Турецкому впору было изумляться. О прошедшем пытались не вспоминать. Но ближе к утру к вчерашнему факту «незапланированной встречи» все равно пришлось вернуться, Александр вынужден был уточнить несколько не совсем ясных для него событий. Неохотно, будто отвечая на вопросы надоедливого экзаменатора, Люда «расшифровала» некоторые реплики Привалова. В частности, причину их натянутых отношений с прокурором, основанных вовсе не на ссоре из-за нее, Людмилы, на которую Арсен давно уже «положил глаз», а Привалова это злило. Но злился-то он так бурно и безрезультатно, – и это уже не раз замечала Людмила, – будто на самом деле был бы даже доволен, если бы притязания прокурора Микитова достигли наконец цели. Ну, то есть, не я, мол, тебя ему подсунул, а это ты сама дала своему начальнику, ах ты, такая-сякая-разэтакая! Ну, и пошла-поехала потом по рукам!.. А если, мол, не дашь, тогда твоему папаше-следователю станет трудно жить. Такие сволочи!

А по поводу счетов? Он однажды не удержался, похвастался, что имеет свой счет в Цюрихе, какой-то там банк, названия он не уточнял, просто сказал. Отсюда и уверенность в завтрашнем дне. Это если он «пролетит» с Москвой, на которую очень рассчитывает. А чего ему там надо, не говорил, просто заметил, что жизнь в столице могла бы в корне изменить его общественный статус, а вместе с ним и семейное положение. Он имел в виду брак с Людмилой. Или, может быть, свое обещание жениться на ней, когда сам утвердится на новом месте. И дружба с генералом Грязновым почему-то, по его мнению, была для него своеобразным «вездеходом» в московской жизни.