Вудхаус Пелам Гренвилл
Шрифт:
Собирая выигрыш, он заметил взгляд старикана, после чего выронил фишки на сто франков, на пять франков и на три луидора. Собрав их снова, он выпрямился и услышал голос.
— Добрый день, мистер Виджен, — сказала Друзилла.
— О, а! — сказал Фредди.
Не очень блестящая ремарка, но спасибо и на этом. Она глядела на него не лучше, чем дядя, хотя взгляды их различались. У графа он пылал, выражая гнев и ненависть, у девицы — леденел, выражая в основном презрение. Кого лучше встретить в темной аллее, Фредди сказать не мог бы.
— Я вижу, вам везет, — сказала она.
— О, а, — заметил Фредди.
Он быстро отвел взор и встретился глазами с дядей. Снова отвел и встретился с ней. Позже он говорил мне, что положение напоминало тот случай, когда африканский охотник, спасаясь от змеи, видит тигра.
Девица сморщила нос, словно казино наполнилось особенно вонючим газом.
— Признаюсь, я немного удивлена, — сказала она при этом. — Вы вроде бы не играете.
— О, а.
— Если не путаю, вы сравнили азартные игры со злокачественной опухолью.
— А, о.
Она сердито фыркнула, словно надеялась недавно, что он — не полный мерзавец, а теперь поняла, что ошиблась.
— Боюсь, — сказала она, — я не смогу выпить с вами чаю. Прощайте, мистер Виджен.
— О, а, — ответил Фредди.
Он смотрел ей вслед, зная, что она уходит из его жизни и о флёрдоранже лучше не думать. Но тут ему пришло в голову, что, несмотря на побивший все рекорды разговор с дядей и утрату любимой девушки, можно радоваться одному: честь Видженов спасена, деньги он даст.
Подойдя к кассиру, он обменял все на одну банкноту, покинул казино и спускался на тротуар, когда увидел школьного друга. Тот просто сиял и переливался.
— Вот и я, — сказал друг.
— А, о, — сказал Фредди.
И с достойным смирением вложил ему в руку деньги.
Тот, несомненно, их взял. Он схватил их, как форель — мушку, и быстро сунул в задний карман. Странно было то, что он был буквально поражен. Глаза округлились, челюсть отвисла, он растерянно смотрел на Фредди.
— Нет, я не против, — сказал он. — Я всей душой за. Однако! Целая тысяча. Я, собственно, имел в виду франков пятьдесят.
Тут удивился Фредди:
— Ты же просил тыщу.
— Пищу? Я ее и куплю, — радостно ответил школьный друг. — Ничего не ел с завтрака.
Фредди не очень быстро думает, но и он понял, что тут что-то не так.
— Значит, ты просил пищу !
— Конечно. Она мне очень нужна, — он наморщил лоб. — Начнем, я думаю, с закуски, — он облизнулся. — Потом — бульону, потом — свежей рыбки и, естественно, бифштекс с жареной картошкой. К нему — салат. Сыр, естественно, кофе, ликер, сигара. Да, можешь не сомневаться, без пищи я не останусь. Ах ты, забыл! Вина бутылочку, чтобы все это обмыть. Сухого, хорошего. Так-так-так… — он похлопал себя по животу. — Видишь живот? Через четверть часа он очень удивится.
Фредди говорил мне, что он рассердился, и я его понимаю. Кто не рассердится в такой ситуации? С полминуты он хотел кинуться на типа, вырвать банкноту и заменить ее пятьюдесятью франками, но добрый старый дух noblesse oblige его удержал. Да, он беден, да, он отвергнут, да, предстоит беседа с дядей, во время которой тот может откусить ему часть ноги, зато он поступил благородно. Он не оставил в беде друга, который им восхищался.
Тот что-то говорил, сперва — о бифштексе, у которого один недостаток — его мало. Лучше все-таки заказать пару отбивных. Потом он перешел к новой теме:
— Повезло мне, что я тебя встретил, Постлвейт!
— Что-что? Какой Постлвейт?
Тип удивился:
— То есть как это «какой»?
— Ну, кто он? Почему ты о нем вспомнил?
— Это же твоя фамилия!
— Моя фамилия Виджен.
— Виджен?
— Да.
— А не Постлвейт?
— Ни в коем случае.
Тип засмеялся:
— Ха-ха! Узнаю твое остроумие.
— При чем тут «мое»? Я — не — Постлвейт. В жизни им не был!
— То есть как? Я же тобой восхищался в старом добром Бинглтоне.
— Где?
— В Бинглтоне.
— Я там не был.
— Ты же носишь наш галстук.
Фредди покачнулся:
— Эта мерзость — ваш галстук? Я его у дяди стащил.
Тип опять засмеялся:
— Ну дела! Ты вылитый Постлвейт, и галстук у тебя наш. Как тут не обознаться? Да-а… Ничего, все к лучшему. Э? Пока! — и он побыстрей свернул за угол.
Фредди смотрел ему вслед, подсчитывая убытки и прибыль. Друзиллу, или как ее, он утратил. Дядю — рассердил. Десятку — отдал. А главное, никто ему не поклонялся. Прибыль же — пятьдесят франков.