Если я скажу вам, что минут через десять к нему подошел француз и предложил 500 франков за роль судьи на конкурсе младенцев, вы поймете, как он был хорош. Хитрые галлы не тратятся на нищих.

Должно быть, вы подумали, что Фредди так и кинулся, поскольку старый скупердяй держит его в строгости. Однако, по случайности, он телеграфировал другу в Лондон и ждал искомой десятки с дневной почтой. Тем самым, он не нуждался в золоте, которое сулил француз, но был польщен и пообещал хотя бы украсить конкурс своим присутствием. Расстались они весьма сердечно.

Почти сразу вслед за этим к нему приблизился тип в потрепанном готовом костюме.

Часы сообщали, что почта прибудет с минуты на минуту, и Фредди держался поближе к «Карлтону» (где, заметим, жили и он с дядей, и девица). Прохаживаясь перед входом, он услышал тот радостный голос, которым старый друг приветствует старого друга:

— О! Привет!

Обернувшись, он увидел упомянутого типа. Тот был тощий и длинный.

— Вот это да! — продолжал тип.

Фредди воззрился на него. Если верить памяти, он его в жизни не видел.

— Привет, — отвечал он, чтобы затянуть время.

— Чудеса! — не унялся тип. — Кого я вижу!

— Э, — сказал Фредди.

— Давненько мы не встречались.

— Да уж, — согласился Фредди, чувствуя, что на лбу выступают капельки пота. Очень глупо встретить знакомого и не знать, кто это.

— Наших не видишь? — поинтересовался тип.

— Да так… скорее нет…

— Все куда-то делись.

— Вот именно.

— Недавно я встретил Смита.

— Да?

— То есть Т.Т. Смита.

— О, Т. Т.!

— Да. Не Дж. Б. Я слышал, Дж. Б. — в Малайзии. А Т.Т. — в каком-то агентстве. Процветает.

— Это хорошо.

— Ты и сам не бедствуешь, а?

— О, конечно!

— Не удивляюсь. Я еще в школе знал, что ты далеко пойдешь.

Фредди вцепился в слово «школа», как в спасательный круг. Поле заметно уменьшилось, теперь мозги заработают. Он снова взглянул на типа и снова приуныл. Ну, в жизни не видел! Положение усложнилось, ведь тип вот-вот окажется ближайшим из друзей, которому надо бы упасть на шею, предаваясь воспоминаниям о том, как старина Носач принес в часовню белого кролика.

— Да, — продолжал тип, — еще в те годы было ясно, что ты не пропадешь. Как я тобой восхищался! Ты был моим кумиром.

Фредди очень удивился. Он и не подозревал, что был чьим-то кумиром. Да, конечно, в последнем классе его приняли в крикетную команду, но все равно поклоняться ему было не за что.

— Кумиром, — повторил тип. — Можно сказать, божеством.

— Да? — Фредди покраснел. — Подумать только… Сигарету?

— Спасибо. Вообще-то лучше бы тыщу, а то я совсем пропаду. Не все процветают. Ты вот идешь вверх, а кое-кто — и вниз. Да, без тыщи мне крышка.

Фредди говорил мне, что был буквально сражен. Казалось бы, опытный человек, а не догадался, что у него попросят денег. Сперва он хотел что-нибудь проурчать и поскорее исчезнуть, но благородные чувства взяли верх. Можно ли бросать в беде школьного друга, да еще такого, который тебе поклонялся? Нет, нельзя. Там училось шестьсот сорок семь персон. Отвергнет ли он единственного, который считал его кумиром? Исключено. Да, тысяча франков — это сумма, но раздобыть ее придется. Noblesse oblige.

И тут он вспомнил, что, должно быть, уже пришел перевод. От волнения он о нем забыл.

— Господи! — воскликнул Фредди. — Хорошо, подожди. Давай встретимся в казино часа через два.

— Спасибо, — пролепетал тип. — Спасибо!

— Не за что, — сказал Фредди.

Со смешанными чувствами вошел он в отель. С одной стороны, есть высокая скорбь в мысли о том, что лишишься последней десятки, предназначенной совсем не для этого. С другой стороны, есть тихая радость в том, чтобы не чувствовать себя эгоистом. К тому же в глубине сознания маячил тип, говоривший: «О, если бы мы все были такими, как Фредди!» Духовный восторг, думал он, десятки стоит.

Однако ему хотелось, чтобы тип удовольствовался пятеркой. Именно столько он, Фредди, был несколько месяцев должен лондонскому букмекеру, который, судя по недавнему письму, уже терял терпение. До описанных выше событий Ф. собирался умаслить его хотя бы частью долга. Теперь об этом нет и речи. Всю сумму, как есть, надо отдать другу детства, чье имя он не мог припомнить.

Брент? Джернингем? Фосуэй?

Нет, не то.

Бустер? Гоггз? Бутл? Финсбери?

Нет-нет.

Оставив попытки, он подошел к портье. Конверт был тут, а в нем — чек. Превосходный клерк тут же его обналичил, и Фредди брал деньги, когда кто-то вскрикнул: «А!»