Фредди взглянул и вскрикнул. Аннабелла кивнула.

— Вот, — печально сказала она, — так почти все. Одна надежда, вдруг он не приедет.

— Он здесь! — задохнулся Фредди. — Мы вместе ехали.

— Нет, правда?

— Еще какая! Я думаю, он в зале.

— А Мортимер скоро вырвется, дверь не очень крепкая. Что делать?

— Остается одно. У меня тут бумага…

— Сейчас не время писать.

— Нет, это документ, дядя должен его подмахнуть. Если я побегу в зал, может, успею.

— Тогда беги! — воскликнула она.

— Бегу, — сообщил Фредди, поцеловал ее, схватил шляпу и унесся, словно кролик.

Если вы хотите быстро добежать от обители подагриков до зала (путь идет по Малой Склерозной), вам не до раздумий, но Фредди думать удалось, и так, что это его только подогнало. Вряд ли он бежал бы быстрее, играй он в фильме, где его преследует полиция.

Спешил он не зря. Аннабелла резонно решила, что его дядя не согласится на брак, увидев такого человека, как Джо. Один взгляд — и гордый баронет наложит свое вето.

Последний рывок перенес пыхтящего Фредди в круглый зал, где собираются сливки Дройтгейта, чтобы послушать музыку. Увидев в дальнем углу сэра Эйлмера, он кинулся к нему.

— Опять ты! — воскликнул дядя.

Фредди только кивнул.

— Не пыхти и садись, — сказал сэр Эйлмер. — Сейчас будет «Поэт и пастушка».

Фредди перевел дух.

— Дядя, — начал он, но было поздно. Дирижер поднял палочку, и дядино лицо стало таким, каким бывают лица на курортных концертах.

— Ш-ш-ш… — прошипел сэр Эйлмер.

Из несчитанных миллионов тех, кто слушал «Поэта и пастушку», мало кто выражал такое нетерпение, как Фредди. Время летело. Каждая секунда была на счету; а оркестр играл, словно у него других дел не было. Последний из Фитчей еле-еле дождался финального «ум-па-па».

— Дядя! — вскричал он, когда затихло эхо.

— Ш-ш-ш, — отвечал сэр Эйлмер, и Фредди с удивлением заметил, что будут играть еще.

Из всех бесчисленных людей, год за годом слушавших увертюру к «Раймонде», никто не терзался так, как наш герой. Страдал он страшно и на нервной почве вынул из кармана документ, равно как и ручку. Удивлялся он тому, как успевают сыграть саму «Раймонду», если у нее такая увертюра. Наверное, укладываются в те пять минут, когда публика спешит в гардероб.

Но все на свете кончается, даже увертюра к «Раймонде». Самые усталые реки, и те доходят до моря. Словом, затихли последние ноты, а дирижер раскланивался и улыбался, полагая, как они все, что аплодисменты причитаются ему, а не замученному оркестру.

— Дядя, — сказал Фредди Фитч-Фитч, — можно тебя на минуточку? Вот бумага…

Сэр Эйлмер на нее покосился:

— Какая еще бумага?

— Которую ты собирался подписать.

— Ах эта! — произнес умягченный дядя. — Да-да, конечно. Сейчас, сейчас. Давай…

Он не договорил, и Фредди увидел, что он глядит на изысканного седого джентльмена, проходящего мимо.

— Добрый день, Рамбелоу, — сказал он как-то слишком угодливо. Мало того, он шаркнул ногой и стиснул руки. Седой джентльмен обернулся и поднял серебристую бровь.

— А, Бастабл!.. — снисходительно бросил он.

Самый тупой человек заметил бы, что он высокомерен. Сэр Эйлмер густо покраснел и пробормотал что-то вроде: «Надеюсь, вам сегодня получше».

— Похуже, — отвечал его собеседник. — Значительно хуже. Врачи не знают, что делать. Да, сложнейший случай. — Он помолчал и едко усмехнулся: — А как ваша подагра, милейший? Подагра! Ха-ха!

И, не ожидая ответа, он отошел к стайке больных, а сэр Эйлмер с трудом проглотил подходящее ругательство.

— Сноб, — тихо выговорил он. — У него, видите ли, телеангитазия! Ну и что? Да у каждого… Что ты делаешь? Почему ты машешь каким-то листом? А, бумага! Мне не до бумаг! Убери ее.

Фредди взмолился было, но внимание его отвлек шум у дверей. Он взглянул туда, и сердце у него упало, ибо на пороге стоял Мортимер Рэкстроу.

Фокусник расспрашивал служителя, нетрудно догадаться о чем. Но это — не все; рядом с ним, искательно на него глядя, стояла едва ли не плачущая Аннабелла.

Через мгновение-другое он двинулся вперед и остановился перед сэром Эйлмером, безжалостно оттолкнув девицу. Взгляд его был суров и беспощаден, хотя он рассеянно подбрасывал два бильярдных шара и букетик роз.

— Сэр Эйлмер Бастабл? — осведомился он.

— Да.

— Я запрещаю!

— Что именно?

— Вот это. — Он отнял руку от усов, которые только что закрутил, и указал на Аннабеллу с Фредди, испуганно прильнувших друг к другу.

— Мы еще не обручились, — проговорила несчастная.