— Да, мистер Кейс.

— Морна — моя экономка,— объяснил Кейс. — На острове, как вы знаете, больше никто не живет. Уединенное местечко. Морна любезно согласилась пока присмотреть за домом.

— Разве в деревне на той стороне мало народу? — чуть напряженнее, чем нужно, поинтересовался Дир, едва не сорвавшись на визг.

— Есть,— согласился Кейс,— но...

Он поколебался, молча изучая лица окружающих.

— Что же? — резковато подхватил Дир.

Кейс взял у писателя штормовку.

— Да вы совсем промокли. Позже обо всем поговорим, после того как получше познакомимся. А пока вам, разумеется, не терпится переодеться. Морна, будь добра проводить наших друзей в спальни наверху.

— Ваши волосы на снимке длиннее,— выпалила Фриборд, снова разглядывая Кейса.— Вот в чем разница.

Кейс едва заметно улыбнулся ей, и Фриборд только сейчас заметила в его глазах некую затаенную симпатию, смешанную с терпеливой печалью.

— Да,— кивнул он,— вы правы.

К полудню дождь опять усилился, и Фриборд уныло мерила шагами комнату. Прижав к уху трубку и то и дело откидывая мешавший телефонный шнур, она монотонно выдыхала:

— Это бред!

Если не считать чердака и подвала, комнаты особняка были расположены на трех уровнях. Спальни отважных исследователей находились вдоль по коридору второго этажа, над гостиной. Фриборд разместилась ближе всех к лестнице, в просторной светлой комнате с камином, высокими сводчатыми потолками и тяжелыми деревянными балками перекрытий. Вот только оба окна оказались длинными и узкими, так что лампы у постели были зажжены, освещая разинувший пасть зеленый кожаный чемодан от Гуччи, валявшийся на широкой деревянной постели с резными спинками и стеганым покрывалом. Фриборд так и не позаботилась сменить одежду и все еще оставалась в рубашке и джинсах из варенки. Переступив порог комнаты, она горячо возблагодарила Бога за то, что они добрались и все идет по плану. Неужели ей все удалось?!

Вся словно на иголках от возбуждения, она не находила себе места и позаботилась только стянуть мокрые сапожки и надеть сухие шерстяные носки. И сейчас она с удовольствием пошевелила пальцами, прислушиваясь к гудкам на другом конце линии. Гипнотически равномерные и тихие, они казались зовом, доносившимся с того света.

Наконец Фриборд отняла трубку от уха и недоуменно на нее уставилась. Странно, она звонит в свой офис, но никто не отвечает!

Она набирала снова и снова, пока не насчитала до пятидесяти гудков.

— Иисусе! — пробормотала она наконец, швырнув трубку на рычаг.— Блин, это просто невозможно!

Она, подбоченившись, уставилась на телефон, как на врага, но в этот момент лампы, мигнув, на сотую долю мгновения погасли, прежде чем снова загореться. Фриборд зловеще прищурила глаза.

— На меня это дерьмо не действует, можешь не стараться!

За стеной раздалось постукивание. Но на Фриборд и это не произвело впечатления. Вслед за шумом послышался приглушенный голос Дира:

— Ты здесь?

— Нет.

— Мне кажется, что эта стена полая.

— Чушь.

— В твоей комнате есть окна?

— А тебе что?

— Мне воздуха не хватает. И все время какие-то скрипы и шорохи.

— Поменьше ходи. Пол старый, деревянный, вот и рассохся.

— Бессердечная сука!

— Так и есть.

На этот раз стук донесся с другой стороны.

— Эта стена определенно полая,— еще больше встревожился Дир. Фриборд скривила губы и сузила глаза. — Черт побери, именно этого я и опасался!

Риэлтор решительно шагнула в коридор и, бесцеремонно ворвавшись в соседнюю комнату, захлопнула за собой дверь.

— Слушай, ты, непроявленный талант, Кассандра недоношенная,— начала она.

Дира передернуло. Он стоял, прижавшись ухом к стене, высоко подняв круглое каменное пресс-папье, и в своем белом норковом халате до самого пола представлял собой весьма комическое зрелище. Фриборд мгновенно ринулась в атахсу.

— Ты еще помнишь, почему мы здесь? — возопила она, метнувшись к нему. Дир свысока оглядел ее.

— Чтобы взломать двери и поживиться здешним добром?

— Чтобы обелить фе-е-екинг репутацию этого долбен дома,— процедила она, ловко выхватив пресс-папье у Дира. — И завязывай с простукиванием и тому подобным дерьмом. Подумать только, а я-то считала тебя закоренелым атеистом.

— Я тоже так считал. Неужели не видишь, что я дразню тебя, бесценная? А ты, разумеется, схватила наживку, как изголодавшаяся форель.

— Ах вот как?

Дир величественно выпрямился.

— Успокойся. Я из усомнившихся.