— Я не могу себе представить, что она имела в виду. — На этот раз в голосе мадам Флауберт прозвучало возмущение женщины, оскорбленной ложными подозрениями.

— У нее иногда бывают… странные идеи. — Мягкий скрип через всю комнату, кто-то опустился в кресло. — Она не забыла, зачем вы здесь. Я — тоже.

Мадам Флауберт фыркнула — столь же литературно и столь же неестественно, как предыдущее шипение.

— Вы забываетесь, Сэм. Слуга…

— Повар мадам, с вашего позволения. — Ударение было очевидным: повар, преданный слуга мадам — но не мадам Флауберт. Была ли она кем-то, чье присутствие не служит интересам его госпожи?

Хотел бы Форд соображать чуть лучше… Он понятия не имел, о какой верности шла речь. Если бы речь шла о Флоте, интонации Сэма принадлежали бы надежному подчиненному доброго офицера. Но Форд с трудом мог представить тетушку Ку в роли доброго офицера. Или все-таки мог? И почему мадам Флауберт находится здесь, если ни сама тетушка Ку, ни ее верный слуга не хотят ее присутствия?

— Ладно. Вряд ли вы помешаете мне обследовать его.

— До тех пор, пока это только обследование. — Голос Сэма дрогнул. Что это? Беспокойство или страх?

— Те, что живут насилием, умирают, когда лишаются его, — подчеркнула мадам Флауберт.

Форд почувствовал, как что-то легко коснулось его лица, наверное, полотенце или покрывало, но пока он размышлял об этом, ткань исчезла.

— Я вижу боль в его ауре, насилие и печаль. Я вижу тень жестокости, совершенной в прошлом, и нерожденное дитя тьмы… — Голос компаньонки странным образом изменился, проникая в сознание Форда и мешая ему думать. Казалось, он плывет в нем, как в медленной медовой реке.

— Зачем вы навязываете ему чувство вины? — Голос Сэма разбил иллюзию, и Форду показалось, что его уронили с высоты в несколько футов. Судорога свела ноги, и Форд наконец-то ощутил лежавшее на них одеяло. Прежде чем мадам Флауберт успела вмешаться, Сэм начал массировать конечности больного, разминая застывшие мышцы.

— Не прикасайтесь к нему! — вскричала мадам Флауберт. — Вы прерываете целительный поток, если еще не прервали его одним своим присутствием.

— Он слишком долго пролежал неподвижно, ему необходим массаж.

Форд чувствовал, как разливается по телу тепло, возвращая способность двигаться.

— Нет, это невозможно! — Мадам Флауберт убрала руку с его плеча, там, где она стояла, послышалось шуршание. — Я не могу ничего сделать, пока вы месите его ноги, словно тесто, взбалтывая его ауру и смешивая симптомы. Когда соблаговолите закончить, будьте так добры, сообщите об этом мне. Если, конечно, он останется жив. — Потом раздался какой-то странный звук, затем — шуршание. — Я оставляю ему этот охраняющий знак.

Что-то коснулось его лба, ледяной холод затопил мозг и затруднил дыхание. Но шуршание затихло, и Форд понял, что она ушла, закрыв за собой дверь. Внезапно теплая рука убрала куда-то странную вещь, палец коснулся века, и Форд с удивлением понял, что снова может видеть. На него внимательно смотрело лицо Сэма.

— Без сомнения, вы больны. Не стоило пытаться перехитрить тетю, паренек. Вы не в ее команде…

— Мне эта мысль удачной не кажется, — пробормотал кто-то из медиков, когда их челнок тяжело опустился в единственном на Дипло нормально оборудованном порту.

Лунзи не интересовало, кто это сказал: она была совершенно согласна с этим утверждением. Выравнивающая давление экипировка сжала ее, словно в тисках. Когда система циркуляции работала нормально, костюм уравнивал давление от шеи и до пальцев ног так, что оно не мешало двигаться. Поверх первого был одет специальный костюм для жестоких зим этого мира, теплый и легкий при силе земной тяжести, но на Дипло казавшийся громоздким и тяжелым. Она чувствовала, что ее ноги утопают в очень толстых, подбитых ватой ботинках. Каждая косточка стонала от огромной перегрузки.

— Зима на Дипло, — вздохнула Конниган, махнув рукой в ватной рукавице в сторону круглых окон. Ветер швырнул в них сгусток снега, и здание содрогнулось.

«Простой дождь все-таки лучше дождя со снегом или града», — напомнила себе Лунзи. Их челнок с трудом прорвался сквозь начинавшийся шторм. Она услышала, как что-то задребезжало в холле.

В конце концов, они миновали таможню. На орбитальной станции и позже, на планете, их тщательно проверяли коренные жители Дипло, как будто вышедшие из ночных кошмаров. Огромные, громоздкие, тяжелые лица напоминали маски враждебности и презрения, а их форма только подчеркивала огромные мускулы. Они были высокомерно-основательны, когда проверяли документы и снаряжение исследовательской группы. Лунзи испытала настоящий приступ ужаса, встретив подобное обращение, но самодисциплина помогла ей успокоиться. Они грубы, но эта грубость ее не касается.