— Подождите… Сейчас я принесу воды и вату…

Она осматривалась по сторонам, нахмурив брови.

— А зеркала тут нет?

У него было только одно, маленькое, в металлической оправе, которое висело на оконном шпингалете у него в умывальной и перед которым он брился.

— Не шевелитесь… Я не сделаю вам больно…

Во время военных сборов он выполнял обязанности помощника санитара. Он сразу же понял, что хотя рана и довольно глубокая, щека не проколота насквозь. В сущности, это были две раны, слившиеся в одну. Лезвие ножа просто начертило на щеке крест размером примерно в пять сантиметров.

— У меня под рукой есть только настойка йода… Будет жечь. А потом надо будет зайти к врачу, и он наложит шов…

— Чтобы он донес на меня в полицию!

— Ну, если вы попросите его ничего не говорить…

— Они обязаны! Я их знаю.

Ей было лет двадцать, не больше. Брюнетка, маленького роста, ни красива, ни некрасива, а в ее вульгарности было что-то наигранное, так же, как и в ее уверенном тоне.

— Вы знаете того, кто это сделал?

Он был на двенадцать лет старше ее, считал себя человеком зрелым, но в ту ночь старшей чувствовала себя она.

— Хватит об этом! Но все-таки спасибо за хлопоты!

— Но вы ведь не уйдете так?

— А что мне остается делать?

— Вы не боитесь?

Да, да, она боялась, она испугалась внезапно — возможно оттого, что увидела в окно улицу Сент-Аполлин, а на противоположном тротуаре блондинку в голубом платье, — та уже снова была на посту. На углу двое мужчин, чьи папиросы вспыхивали во мраке, словно светлячки, по-видимому, наблюдали за этим участком улицы.

— Они ищут вас?

— Не знаю.

— Вам не кажется, что будет лучше, если вы проведете ночь здесь?

Он помнил ее взгляд, взгляд еще более тягостный от непонимания, от какого-то нелепого подозрения, чем могли быть любые неловкие слова.

Он поспешил добавить:

— Здесь есть другая комната, там, за дверью… А я буду спать в кресле…

— Я не хочу спать.

— Сейчас вам захочется. Как щека — не болит?

— Начинает болеть.

— Минутку. Я дам вам две таблетки аспирина.

— У меня есть, в сумочке.

Он перетащил плетеное кресло в ту комнату, которая впоследствии превратилась в столовую, и часов около трех, наконец, задремал. Впервые в его квартире спала женщина, и это приводило его в смятение, потому что он всегда думал, что всю жизнь будет один.

Наутро у нее поднялась температура. Он не спросил, как ее фамилия, ни даже, как ее имя. Пропитанное пылью черное платье валялось на полу рядом с потемневшими от пота туфлями со сбитыми каблучками. Грязные ноги торчали из-под одеяла. Волосы слиплись от крови, один глаз был окружен синевой.

— Никто не приходил?

— Нет.

— Посмотрите в окно. Меня никто не должен видеть. Не шатается ли по тротуару какой-либо мужчина?

Она потеряла свою уверенность прошлой ночью и тревожно вскакивала всякий раз, когда на лестнице слышались чьи-нибудь шаги.

— Это предупреждение.

— Что?

— То, что он мне сделал.

— Так вы знаете его?

Прошло две недели. На третий день он купил у старьевщика на улице Тампль небольшую складную железную кровать и по вечерам ставил ее в столовой. Ему приходилось просовывать ноги сквозь прутья решетки: ведь сначала на этой короткой кровати спал он.

Она уже бродила по квартире, босиком, в его халате, который заколола на себе булавками, как вдруг однажды утром, часов около одиннадцати, кто-то постучал в дверь. Приложив палец к губам и умоляюще взглянув на Жанте, она убежала и заперлась в умывальной.

Посетителем оказался Горд, тогда еще не такой толстый, не такой потный, потому что в тот день шел прохладный дождь. Еще не раскрыв рта, он оценивающим взглядом осмотрел комнату. Показав на дверь в столовую, он спросил:

— Она там?

— О ком вы говорите?

Он с презрительным видом протянул ему свое удостоверение.

— Девица Муссю. Жанна Муссю. Та, которую две недели назад заклеймил ее дружок. Что вы намерены с ней делать?

Он ничего не ответил, потому что в эту минуту еще не мог найти никакого ответа.

— Сегодня пятница, и вот вчера она уже во второй раз пропустила осмотр.

Жанте наивно спросил:

— Какой осмотр?

Горд посмотрел на него так, словно никогда в жизни не встречал подобного чудака.