Первая война за независимость все же достигла определенных результатов — и стала отправной точкой на пути к этой цели, хотя бы потому, что белые и черные боролись бок о бок, а одним из самых славных и любимых героев войны стал мулат Антонио Масео. К началу 1890 годов расовые предрассудки были на Кубе все еще сильны, однако в их преодолении был достигнут некоторый прогресс. Официальная отмена рабства в 1886 году вызвала меньше интереса, чем ожидалось, поскольку большинство рабов просто превратилось в поденных работников. Более того, многие плантаторы обнаружили, что гораздо дешевле нанимать свободных работников, чем покупать и содержать рабов и их семьи. Белые кубинцы также убедились в том, что освобожденные чернокожие на острове не объединяются для создания «черной республики», как опасались прежде, — напротив, начался процесс расовой интеграции.

После 1887 года расовая принадлежность уже не влияла на прием на государственную службу. В 1889 году законом была запрещена дискриминация в театрах, кафе и барах.

После 1893 года государственные школы были обязаны принимать чернокожих детей и детей от смешанных браков на тех же основаниях, что и белых.

Взгляды Бакарди на расовые различия были типичны для прогрессивно настроенных белых кубинцев того времени: не без предрассудков, однако гораздо либеральнее, чем у большинства их сверстников. Вторая жена Эмилио Эльвира Капе выросла в семье рабовладельцев, и у нее была чернокожая горничная, которая служила ей до самого дня отмены рабства [4] Эмилио часто обращался к проблеме рабства в собственных статьях и художественных произведениях, недвусмысленно выражая свое отрицательное отношение к этому установлению и поддержку государства, в котором были бы равные права для представителей всех рас. В то же время он иногда говорил о рабах в покровительственном тоне, изображая их как людей слабохарактерных и даже инфантильных.

В одном из своих опубликованных романов под названием «V'ia crucis» («Крестный путь») Эмилио рассказывает историю кубинской семьи, в которой были приняты противоречивые представления о рабстве, отражающие смешанные чувства, царившие в его собственном семействе. С мировоззренческой точки зрения в этой семье рабства не одобряют, однако некоторые выведенные в книге рабовладельцы представлены как добрые, хорошие люди, и рабы их обожают. Один бывший раб по имени Хуан примыкает к повстанческой армии вместе со своим бывшим хозяином Паблито, и они вместе сражаются за независимость Кубы. На поле битвы они равны, но когда Паблито погибает в бою и его хоронят под скалой, бывший раб в слезах бросается на импровизированное надгробье. «Там он и остался, — написал Эмилио, — словно верный пес на могиле хозяина».

Подобные литературные образы показывают, что Эмилио Бакарди был пленником собственного социально-экономического происхождения и жизненного опыта. Однако не приходится сомневаться в том, что он был готов поплатиться свободой и даже жизнью за дело всеобщей социальной революции на Кубе, главной целью которой было установление на острове справедливости и равенства рас.

К 1892 году на Кубе полным ходом шла подготовка к очередной войне. Хосе Марти бросил журналистику и взялся за организацию новой Кубинской революционной партии, в которую входили изгнанники, жившие во Флориде и в Нью-Йорке; по его мысли, вокруг этого костяка должно было сложиться демократическое движение. Когда Марти решил, что партия готова к делу, то отправился в Санто-Доминго, где жил тогда Максимо Гомес, а затем в Коста-Рику — разыскать Антонио Масео. Оба они с готовностью согласились возобновить революционную борьбу. К осени 1894 года ветераны-вожаки повстанцев стали понемногу собираться в сельской местности и запасаться оружием.

В Сантьяго революционное брожение началось еще с визита Антонио Масео в 1890 году. Эмилио, Федерико Перес Карбо и горстка других santiagueros тайно собирались и составляли заговор. Хотя Эмилио в глазах колониальных властей оставался неблагонадежным, статус уважаемого и преуспевающего сантьягского дельца в некоторой степени служил ему защитой. С 1894 года и до повторного ареста в 1896 году Эмилио был главой подпольной революционной сети в Сантьяго и ее главным казначеем. Эмилио даже ездил в Нью-Йорк к Марти под предлогом коммерческих дел. (Хотя Марти заболел и не смог встретиться с Эмилио, он прислал ему письмо с извинениями, где называл его «дорогим другом»). Когда вождям повстанцев необходимо было выехать за пределы Кубы, Эмилио организовывал их перевозку. Естественно, подобные занятия держались в тайне; примерно в это же время Эмилио стал одним из директоров сантьягской торговой палаты, где отвечал за «индустрию».

В 1894 году торговые переговоры между Соединенными Штатами и Испанией, которые велись через голову кубинцев, привели к тому, что Испания ввела пошлины на ввозимые на Кубу товары из Соединенных Штатов, а Соединенные Штаты резко повысили тарифы на кубинские товары, ввозимые к ним. Плантаторы, торговцы и коммерсанты, которые успели перенаправить свои интересы от Испании в сторону Соединенных Штатов, были разорены. Хуже того, испанские власти предъявили Кубе счет за убытки в ходе Десятилетней войны. Ежегодные проценты по военным долгам стоили острову чуть ли не половины валового национального дохода; еще двенадцать миллионов долларов уходили на оплату испанского гарнизона на Кубе, в результате всего на все другие государственные нужды, включая образование, оставалось всего 2,5 миллиона. Экономический кризис подлил масла в огонь — кубинцы были в ярости из-за того, что их лишили остатков политической власти, и революционные настроения вспыхнули даже среди некоторых представителей высшего общества. К началу 1895 года стало ясно, что вот-вот начнется новое вооруженное восстание. В доме, расположенном на той же улице Марина-Баха, что и контора Бакарди, Эмилио тайно встретился с горсткой единомышленников, чтобы организовать коммерческое предприятие, у которого были бы отделения и в Сантьяго, и в Нью-Йорке и которое служило бы каналом для передачи военных фондов и связи между революционным штабом в Нью-Йорке и полевыми командирами в восточной Кубе.

По приказу Хосе Марти, который оставался во Флориде, 24 февраля 1895 года началась новая революция — началась с местных волнений, которые поднял в Сантьяго генерал Гильермо Монкада, друг и единомышленник Бакарди. Антонио Масео со своим небольшим контингентом войск прибыл к концу марта, а Максимо Гомес — еще две недели спустя. Стареющего генерала сопровождал сам Хосе Марти. После короткого морского путешествия с Гаити они высадились в страшный ливень на каменистом берегу провинции Гуантанамо, причем Марти сидел на веслах в шлюпке с их судна. До этого момента Марти служил делу революции исключительно как гражданское лицо — как организатор, стратег и агитатор. Гомес и другие командиры считали, что в этой роли он принесет больше пользы, чем в бою, однако Марти был полон решимости отправиться на Кубу и сражаться бок о бок с другими революционерами. Он писал, что кубинский народ «с крайним неодобрением и холодностью отнесется к услугам человека, который говорит о том, что за революцию не жаль умереть, а сам даже не начал рисковать собственной жизнью».

Весь предыдущий год Марти был нездоров, и с учетом слабого телосложения и отсутствия боевого опыта он сильно проигрывал рядом со своими спутниками-ветеранами. Тем не менее простые солдаты, окружавшие его, относились к нему словно к высокопоставленному лицу и упорно называли его Presidente. Хотя Гомес и другие высшие офицеры прилагали все старания, чтобы не пускать Марти на передовую, он рвался в бой — если не участвовать, то хотя бы увидеть. 19 мая ему представилась такая возможность, когда Гомес и его подчиненные столкнулись с подразделением испанских войск. Пока Гомес выполнял окружающий маневр, Марти подошел к его молодому адъютанту, попросил у него револьвер и настоял на том, чтобы отправиться в бой. Они с адъютантом оседлали коней и поскакали на выстрелы по дороге, вдоль которой росли высокие деревья, и попали прямо в засаду. Марти, ехавший на белом коне, был сражен выстрелом в грудь и мгновенно погиб.