Я слышал эти истории ещё на репетиции в студии и с нетерпением ждал своего голоса. Наконец, Иван Семёнович сказал: «А теперь, мои юные друзья, я познакомлю вас со своим внуком Валериком». Тут в студии хлопнула дверь, и артист Дианов спросил: «Это ты, Валерик?», и я одновременно — там в студии и здесь у себя в комнате — сказал: «Здравствуй, дедушка!» Все засмеялись и приготовились слушать дальше. Но неожиданно в передачу вмешались дикторы или, как их там на радио называют, ведущие. Один из них подошёл к микрофону и сказал: «Иван Семёнович, пора!» Дианов даже не понял сначала и переспросил: «Что пора?» Тогда другой ведущий, женщина, ещё и заслуженная артистка республики, мягко сказала: «Дорогой наш болельщик, у нас нет времени больше на передачу. С вашим внуком и его занимательными историями мы познакомимся в следующий раз».

Мой дедушка, старый болельщик, почему-то сразу согласился, дали музыку и передачу закончили.

Они, конечно, не слышали, что я закричал: «Неправильно! Не так было. Надо продолжать передачу!» Складной стул разлезся подо мной, и я растянулся на полу. Может быть, я и не сильно ушибся, и заплакал, конечно, не от боли. Тем более, что Петька Файнштейн засмеялся и очень похоже передразнил меня: «Здравствуй, дедушка!» Наташа Щагина дала ему отличный подзатыльник. А тётя Нина довольно неостроумно сказала: «Валерик, у тебя очень неплохо получилось!» Они-то не знали, как я мучился на репетициях, по пять-шесть раз повторяя каждую фразу. То Леон Филиппович требовал от меня «красочки», то, оказывается, я не вовремя вступил, то мой знакомый звукооператор магнитофон не включил, то не получилось что-то у самих ведущих.

Я готов был всё это перетерпеть и никому не жаловался. Но ведь я там рассказывал много интересного, а оставили только «Здравствуй, дедушка!»

А тут ещё у нас в квартире телефон зазвонил. Кто бы это мог интересоваться мной с утра? Оказывается, «дедушка» — заслуженный артист Дианов. Как ни в чём не бывало, он засмеялся в трубку и закричал: «Слышал? Здорово мы с тобой прозвучали, внучек. Тебя, кажется, немного подрезали. Но всё-таки боевое крещение! Поздравляю!»

Это у них называется «немножко подрезали»! А я, вместо того чтобы возмутиться, сказал «спасибо».

Когда я повесил трубку, все сделали вид, будто ничего не произошло. Петька уже удрал. Исчезла Светлана, уведя свою тётю Нину. А папа вдруг предложил:

— Ну, вот что, Серёгин-младший, а если мы с тобой махнём на острова, в Центральный парк культуры и отдыха?

Только мама поняла меня, но лучше бы не целовала при всех, точно я маленький. А Наташа сказала:

— Валерик, мне очень хочется, чтобы ты читал спортивные передачи в школе. Не знаю, как артист, а диктор ты самый лучший в нашей школе.

Да, стоит после этого менять амплуа! Как глупо я растрезвонил, что стал артистом. Действительно — «Здравствуй, дедушка!»

Я всё-таки снова открыл свободный доступ к полкам. А на витрине между «Дон-Кихотом» и «Тилем Уленшпигелем» поставил «Повесть о настоящем человеке», подарочное издание с отличными иллюстрациями. Коку Марева выгнал из библиотеки, запретил ему даже показываться.

Кузьма Васильевич предложил мне взыскать с Марева по закону десятикратную цену изуродованной книги. Но когда пришла мать Коки Марева — пожилая усталая женщина, — мне стало не по себе, и я ограничился стоимостью испорченного экземпляра.

В книжном коллекторе продавалось только иллюстрированное подарочное издание. Пришлось доплатить, но зато приобрели книгу с отличными рисунками.

Полюбить литературных героев — первый шаг, чтобы стать самому героем. Все ребята тянутся к хорошему. У меня начинают гореть уши, когда я вспоминаю, как был несправедлив к Валерику и Славе. Им запретить свободный доступ к полкам! Ведь именно они разоблачили этого «троктеса дивинаториуса». Ему теперь нет прохода, даже маленькие дразнят: «троктус, троктус!»

Да, Мареву сейчас нелегко расплачиваться за всё, что наделал. Хотя я и запретил ему показываться в библиотеке, но сегодня он всё же появился в читальном зале. И вот при каких обстоятельствах.

Как обычно, в конце четверти в библиотеке становится меньше читателей. Раньше у меня в читальне каждый день бывали ребята из радиогазеты. Но «Ракета» перестала выходить. И всё-таки в понедельник я ждал их. Слава пришёл после пятого урока. Он сказал, что не думает собирать легучку. Зачем? После шестого урока показалась его сестрёнка Света. Прибежала, на ходу дожёвывая пирожок, розовощёкая Наташа Щагина. Влетел Петя Файнштейн и бросился к полке поэзии. Заявился в читальный зал Валерик: «Ребята, вы здесь? Я так и думал!» На что Петя Файнштейн сказал совершенно непонятное: «Здравствуйте, дедушка! Ну, как твоё амплуа?»

Валерик рассердился и наскочил на Петю. Вмешалась Света: «Валерик больше не будет менять амплуа». Петя сказал: «Очень жаль! Значит, я снова останусь вечным запасным?»

Тут меня вызвали в канцелярию. После разговора с директором мать Коки Марева расплакалась, и секретарь директора Мария Дмитриевна решила, что только я могу успокоить её.

Когда я вернулся, дверь в библиотеку была заперта изнутри на ключ. Вот ещё новости! Я постучал раз, другой. Открыла вожатая Анна Васильевна.

— Григорий Павлович, — зашептала она мне в самое ухо, — ребята закрыли, простите за самовольство, но, поверьте, так было нужно.