Французы встретили слабое сопротивление, а потому двинулись по южному побережью, нападая поочередно на Фолкстон, Портсмут, Уэймут, Плимут, Дартмут, после чего прошли десять миль внутрь острова, сожгли Льюис, рассредоточились и уничтожили отряд из двухсот солдат во главе с местным приором и двумя рыцарями. Проделав все это, они погрузились на корабли и уплыли, а месяц спустя вернулись и опустошили остров Уайт рядом с Саутгемптоном. Атавистический страх, доставшийся англичанам в наследство от набегов данов и других викингов, получил реальное воплощение.

Слабость обороны была вызвана не ложным чувством безопасности. На эти города французы нападали и ранее. Более того, в последние полгода перед окончанием перемирия королевские указы предупреждали о французском нападении, однако в те смутные времена мало что было сделано для укрепления обороны. Когда пришли захватчики, судьба городов не слишком взволновала английских аристократов. Сэр Джон Арундел успешно оборонял Хэмптон с войском из 400 копий, но только после того, как горожане, по его требованию, собрали деньги и фактически купили услуги солдат.

Когда замку Ланкастера Певенси на побережье графства Сассекс стала угрожать опасность, герцогу сообщили, что враждебно настроенный к нему Уолсингем отказался посылать помощь. Ланкастер насмешливо ответил: «Пусть французы сожгут замок, я достаточно богат, чтобы его перестроить». Похоже, эти слова придуманы, однако в них чувствуется та же ненависть к нобилям, о которой поведал другой священник-хронист — Жан де Венет, — и по той же причине: рыцари не сумели защитить от врагов землю и людей. Не случайно, что в завоеванных графствах — Кенте и Сассексе — произошло крестьянское восстание.

Самым пышным, если не самым значительным событием десятилетия во Франции был визит в Париж императора Священной Римской империи Карла IV. Произошло это в декабре-январе 1377–1378 годов. И опять потребовалось присутствие де Куси, как и прежде во время бракосочетания герцога Бургундского: недоставало его изящества и великолепия, которые придавали особый шик свите нобилей. К тому моменту правление Карла V во всем его блеске вступило в зенит. Публика испытывала благоговение и наслаждалась роскошными церемониями, а за прославление Валуа пришлось, вероятно, выложить несметную сумму.

Хотя Карл V был представителем третьего поколения Валуа на троне, он был не слишком уверен в легитимности собственного титула, оттого что сомневался, действительно ли он рожден в законном браке. По личным и по государственным причинам он постоянно старался придать достоинство короне. Политическая цель организации визита состояла для него в изоляции Англии и в укреплении связи со своим дядей-императором, к тому же он хотел обсудить матримониальные темы и вопросы относительно передачи территорий. С эмоциональной точки зрения родство с императором было для него не менее важно, хотя он из опыта знал расчетливую и скользкую натуру своего дяди. А самое главное — у него появилась возможность провести грандиозную публичную церемонию, что было весьма важно в эпоху средневековья.

Теоретически император Священной Римской империи обладал временной властью, сходной с духовной властью папы над человечеством. Хотя престиж императорской власти еще сохранялся, но ни империя, ни титул уже не соответствовали действительности. Имперский сюзеренитет в Италии был пустышкой, он мало что значил и на западной границе империи в Эно, Голландии и Люксембурге и отступал на востоке под натиском крепнувших новых государств — Богемии, Венгрии и Польши. Сердцевиной империи была бессистемная федерация германских княжеств, герцогств, городов, маркграфств, архиепископств и графств с переменчивым и перекрывающимся суверенитетом. Габсбурги и Люксембурга, Гогенштауфены, Гогенцоллерны, Виттельсбахи и Веттины уничтожали друг друга в бесконечных войнах; риттер, или рыцарь жил тем, что грабил торговцев; каждый город верил, что его процветание зависит от уничтожения соперника; в городах боролись за власть купцы и гильдии ремесленников; эксплуатируемое крестьянство периодически огрызалось бунтами. У империи не было политического единства, не было столицы, общих законов, общих финансов и общей власти. Она являлась реликтом мертвого идеала.

Теоретически лидер христианского сообщества — император — был монархом, избранным из Люксембургской династии правителей Богемии. У Карла IV существовали родственные связи с Францией, здесь же предпочитал жить его отец, Иоанн Слепой. Карл IV с семилетнего возраста рос при французском дворе, был женат на сестре Филиппа VI, а его сестра Бонна вышла замуж за сына Филиппа — Иоанна II. Несмотря на то что Карл IV был слегка горбат и имел землистый цвет лица, в молодости он был красив: длинные черные волосы и борода, пронзительный взгляд черных глаз. Сейчас, в 61 год, он пережил трех жен, женился на четвертой и поженил семь или восемь своих детей, пристроив их в венгерскую, баварскую и Габсбургскую династии. Внешне он казался приветлив и мягок, а на деле был скор и тверд в решениях, но беспокоен и находился в постоянном движении. У него была привычка остругивать ивовые ветки, покуда, с виду рассеянно, он выслушивал просителей и советников, но неизменно под конец выдавал каждому ответ, «исполненный мудрости». Он говорил и писал по-чешски так же хорошо, как и по-французски, по-итальянски, по-немецки и по-латыни. Человек с острым и живым умом, он, как и его племянник Карл V, был полной противоположностью неразумному несдержанному отцу.

Карл IV был достаточно проницателен, чтобы понять: его империя далеко не та, какой была при Карле Великом. Главной его заботой стало королевство Богемия, и он занимался его расширением и культурным обогащением, за что императора называли «отцом своего отечества». Он воплощал в себе националистические тенденции, которые фактически превращали его императорский титул в ничто.

Пока готовились к приезду императора, де Куси вступил в войну с Англией, но не на своей родине в Пикардии, а в Лангедоке, под командованием герцога Анжуйского, наместника Лангедока, — против гасконцев. Как и Ланкастер, герцог был братом короля. Анжуйский и сам мечтал о короне. Вступив в его армию, де Куси обрек себя на то, что спустя несколько лет прибил участие в судьбоносной борьбе герцога Анжуйского за корону Неаполя.