На рассвете, когда войско стало выстраиваться под знаменами командиров, Сигизмунд предпринял последнее усилие и послал своего главнокомандующего сообщить, что замечен турецкий авангард и, возможно, не следует совершать поспешных шагов, поскольку не известно, сколь многочисленно и близко ли основное войско султана. Были высланы разведчики, они вернулись с донесением, необходимым для планирования боя. Маршал сказал, что крестоносцы могут успокоиться: если они подождут, опасность попасть в окружение им не грозит. «Господа, делайте так, как я вам советую, ибо это воля короля Венгрии и его совета».

Граф Неверский поспешно собрал собственный совет, спросил мнения де Куси и Вьена, и они предложили ему послушаться короля Венгрии: решение того показалось им разумным. «Он имеет право указывать, чего от нас хочет», — сказал де Куси. Д’О взорвался: «Король Венгрии хочет присвоить себе честь победы». Переубедить его было невозможно. «Мы — авангард. Он сам доверил нам эту честь, а теперь вздумал ее забрать. Пусть ему верит кто угодно, но я не верю». Он схватил знамя и воскликнул: «Вперед, за Бога и святого Георгия, сегодня вы увидите перед собой победоносного рыцаря!»

Де Куси назвал самонадеянной речь бездумно отважного коннетабля. Он спросил, что думает об этом Вьен — ему как старшему по возрасту рыцарю доверили нести знамя крестового похода. «Когда невозможно услышать доводы истины и разума, — ответил адмирал, — на первый план выступает самонадеянность. Если коннетабль жаждет воевать, армия должна за ним следовать, но мы стали бы сильнее, если бы пошли вместе с венграми и союзными войсками». Д’О упрямо отказывался ждать. Разгорелся спор, юные упрямцы обвиняли старших рыцарей в трусости, отказывались верить в их благоразумие. Если де Куси и Вьен согласились, то только потому, что против такого оскорбления благоразумию не устоять.

Двадцать пятого сентября д’О дал сигнал к выступлению и возглавил авангард. Граф Неверский и де Куси командовали основной армией. Повернувшись спиной к крепости и городу, блестяще экипированные французы на боевых конях — «каждый похож на короля» — поскакали вместе с лучниками наперерез спускавшемуся с гор противнику. Госпитальеры, германцы и другие союзники оставались с королем Венгрии, который уже не контролировал события.

Французы наголову разгромили необученных рекрутов, поставленных в первые ряды турецкого войска. Вдохновленные успехом даже столь сомнительного свойства, рыцари рванулись вперед, оказались против хорошо обученной пехоты и тут же попали под град смертоносных стрел. Острые колья турок вспарывали животы рыцарским коням. Как французы прорвались сквозь них, неясно. Существует множество разных версий, связного рассказа о передвижениях и ходе боя у нас нет, есть только путаный калейдоскоп событий. Кто-то сообщает об убитых лошадях, о свалившихся на землю всадниках, о кольях, выбитых из рук противника, вероятно французскими солдатами. Рыцари бились мечами и боевыми топорами и, благодаря своему азарту и тяжести коней и оружия, вроде бы одержали верх над турецкой пехотой — та попятилась и спряталась за своей конницей. Де Куси и Вьен воспользовались паузой, чтобы передохнуть, восстановить порядок и дать венграм время прийти на помощь, но молодые рыцари «кипели от страсти» и, поверив в победу, настояли на преследовании врага. Они понятия не имели о численности противника и думали, что встретили все оттоманское войско.

Имеются сведения о схватке на горе: турецкие сипахи, словно на крыльях, слетели вниз и застали врасплох венгров и иностранных союзников на равнине, многие лошади пали жертвами заточенных кольев, другие кони остались без всадников и начали метаться, а пажи не могли их удержать. При виде такой паники воины Валахии и Трансильвании тотчас решили, что бой проигран, и кинулись врассыпную. Сигизмунд, великий магистр Родоса и германцы двинули на турок свои силы, и с обеих сторон началась невероятная бойня, но тут подоспело подкрепление — тысяча пятьсот сербских всадников, и противник получил преимущество. Будучи вассалом султана, сербский правитель Стефан Лазаревич мог бы занять нейтральную позицию, как и болгары, на чьей земле происходило сражение, но венгров он ненавидел больше, чем турок, и решил доказать верность мусульманскому правителю. Друзья вытащили с поля боя короля и великого магистра, те прыгнули в рыбацкую лодку и под огнем стрел уплыли от преследователей, после чего их подобрало судно союзнического флота.

Французские крестоносцы, из которых более половины осталось без лошадей, в тяжелом облачении поспешили на вершину, где ожидали встретить остатки турецкой армии. Вместо этого они оказались лицом к лицу со свежим отрядом сипахов, находившимся в резерве у султана. «Львы обратились в робких зайцев», — ехидно писал монах из Сен-Дени. Завопили трубы, загремели барабаны, послышался боевой клич «Аллах Акбар!», и турки окружили крестоносцев. Французы поняли, что им грозит гибель. Некоторые устремились вниз, к подножию холма, остальные отчаянно сражались, и «ни один брызгающий слюной вепрь не приводил в такую ярость волка». Д’О рубил направо и налево, он бился храбро, как и обещал. Бусико, исполненный гордости воина, смешанной, однако, со стыдом за собственные ошибки, приведшие его товарищей к такой катастрофе, проявлял невиданную храбрость и сеял вокруг себя смерть. Филипп де Бар и Одар де Шассерон были убиты. Древко, зажатое в руке адмирала де Вьена, покачнулось, знамя упало. Истекая кровью от множества полученных ранений, де Вьен снова поднял стяг, пытаясь удержать струсивших и обратившихся в бегство воинов, но его, стоявшего со знаменем в одной руке и с мечом в другой, пронзили еще раз, и де Вьен упал замертво. Де Куси, «не сгибаясь, стоял под тяжелыми ударами сарацинских дубин, которые обрушивали ему на голову, но он был высок и могуч и возвращал удары врагам, разрубая их в клочья».

Турки окружили де Невера. Его охранники, встав на колени, безмолвно просили пощадить ему жизнь. Была война священной или нет, но неверные не менее других были заинтересованы в богатом выкупе, а потому пощадили графа. После его сдачи капитулировали и остальные французы. Битва при Никополе была проиграна, завершилась полным разгромом. В плен были взяты тысячи человек, все вооружение крестоносцев, провизия, знамена и одежда из золотой парчи достались победителям. «Со времен битвы при Ронсевале, когда были убиты все двенадцать пэров Франции, христиане не терпели такого поражения».

Хотя Фруассар не знал этого, его эпитафия крестовому походу исторически справедлива. Храбрость французов была столь исключительна, а ущерб, который они нанесли врагу, столь значителен, что не вызывает сомнения: если бы они действовали вместе с союзниками, результат сражения и даже история Европы могли бы оказаться иными. Поскольку этого не случилось, турки ответили на вызов Запада и победили, удержали Никополь, что помогло им укорениться в Европе. Их победа ускорила падение Константинополя, и они поработили Болгарию на следующие пятьсот лет. «Из-за глупого тщеславия французов мы проиграли бой, — сказал Сигизмунд великому магистру. — Если бы они приняли мой совет, у нас хватило бы людей для победы над врагом».